Следы - [3]

Думаешь, стоит рассказать Урсуле? Думаешь нужна эта непосредственная любезность? Да она убежит обратно в свою Италию и каждый день будет благодарить небеса за то, что они спасли ее от этого. Думаешь, она на меня не донесет? Мне не нравится подвешенное состояние, сама знаешь. Во всех аспектах — личных и публичных, ведь так это происходит? — я бы не хотел…

— Нил…

— Подожди, Джуди. Я хочу прямо поставить все точки над i. Мне нужна полная информация. Я сумасшедший? А не поэтому ли к Люси на К‑2 приезжал психиатр? Нет, это не то, о чем ты думаешь. Я организовал преступление. Я виновен, виновен как паршивый пес. Но сошел ли я с ума? Возможно, прикончив-то члена семьи. Не помнишь, не была ли тетушка Грасия немного того? Вся эта ахинея о ее религии — этот бред про силоамитов[1]? Но никто из нас этого, конечно, не замечал. И отец… интересно, а нормальные, вменяемые люди убивают? К чему я клоню, возможно, что в нашей семье прослеживается какая-то наследственная линия безумства. О, ради всего святого, Джуди, может хватит уже взбивать свои волосы?

— Да, милый, конечно. Я просто задумалась об этом сумасшествии. Уверена, что ты ошибаешься. Тетушка Грасия была необычной. Но ты должен помнить, какой разумной и мудрой она была. Возможно в ее мудрости было что-то суровое, но это не случайно. Отец убил человека точно так, как мог бы убить гремучую змею, собиравшуюся напасть на маму. Но ты, Нил, прости конечно, но мне не кажется, что сейчас ты не полностью в своем уме.

— Удобное безумие?

— Нет, нет, Нил. Зачем ты так жесток? Ты сделал это предположение. А я по глупости сказала. Мне нужно было сказать, что ты вполне вменяем, но вот твоя память — нет. Вся проблема заключается в памяти. Если ты вспомнишь, то совершенно невозможно, чтобы ты убил отца. Я не говорю, что это теоретически невозможно, — так тоже, конечно, — но физически невозможно. Вспомни. Ты был заперт в своей комнате в это время. В пределах двух минут после выстрела Люси прибежала в твою комнату через внутреннюю дверь и увидела, как ты пытался стулом вынести свою дверь, которая вела в коридор.

— Люси была тогда еще совсем ребенком. Она была слишком напугана, чтобы осознать, что увидела.

— Вовсе нет, Нил. Люси было двенадцать, и она всегда была не по годам развита.

— Да, а мне было восемнадцать, и я тоже был развит не по годам. Говорю тебе, я сделал это. Но я не собираюсь рассказывать даже тебе, как. Если меня поймают и дело дойдет до суда, тебе не захочется знать. А в случае суда мне не помешает небольшое алиби.

— О Боже, Нил! Правда, ты говоришь, как в книжке; как герой третьесортного детектива.

— Третьесортного! Да ничего подобного. Они очень интересны. Я недавно заходил за ними; и останавливался поблагодарить небеса за то, что у нас на ранчо К‑2 в 1900 не было ни одного Френча или Торндайка[2]. Этим собакам не понадобилось бы много времени, чтобы снова пройтись по этим семи запертым дверям, обдумать веревку с нашего чердака, которая свисала из отцовского окна, или Олимпию, которую убили так же, как и папу…

— Видишь, Нил, как у тебя в голове все намешано? Олимпию убили не в ту ночь. Она еще долго жила после этого. С тех пор, как у тебя начались проблемы с памятью, почему ты не стал доверять нам… мне? Я знаю, как знают и все остальные, что нет ни малейшей вероятности, что ты хоть как-то причастен к убийству отца.

— Тебя там не было, Джуди. Иначе бы ты все об этом помнила. Да, ты клянешься. Но это то, о чем я хочу, чтобы ты знала. Ты и все остальные. Для меня это совсем ничего не значило, пока Урсула…

— Женись на Урсуле, и все вернется на свои места.

— Двойная психология Криса?

— Полагаю, да. Но я не очень-то в этом разбираюсь. Приходи к нам этим вечером. Расскажешь Крису о том же, о чем рассказал мне. Он все прояснит.

— Мне или Ирен?

— Постыдись, Нил!

— Конечно. Прости. Но это всегда очень беспокоило Криса, эта его щеголеватая честь, ущемлённая тем, что Ирен бродила по коридорам в ту ночь, когда остальные были заперты по комнатам. Если ты не против, я попрошу тебя не упоминать об этом ни Крису, ни кому-либо еще.

— Я и не собиралась.

— Урсула?

— Не думаю. С тех пор, как все потеряло важность и правдивость, конкретно ее это заинтересовать не может. Я рассматриваю это как отмашку, которую ты дал своей памяти. Ну знаешь, как эти ужасные химические завитки, в которые Ирен превратила свои волосы пару лет назад. Это фальшиво и уродливо. Но, как и кудряшки, со временем оно снова распрямится. А до тех пор, скажу я тебе, чем меньше мы будем обращать на это внимание, тем лучше.

— Я тоже так думаю. Так или иначе.

— А теперь о возвращении домой, милый. Мы планировали уехать сразу после чая, поужинать в том замечательном новом отеле на шоссе и переночевать там же. А затем, не спеша, к завтрашнему обеду доедем до ранчо. Как ты на это смотришь?

— Да нормально, Джуди, меня уже тошнит от этого места. Но если я поеду с вами, выпроводишь Урсулу поскорее?

— Да, Нил. Если ты думаешь, что так будет лучше, я это сделаю.

— Выкинь к черту эту красную шляпу, Джуд. Она того же цвета, как та маска. Да и вообще ненавижу красный.