Следы - [17]

— Тогда, — спросила я, — если бы ты не шутил, то ты действительно думал, что неправильно со стороны Олимпии притворяться глухой?

И вновь дедушка меня расстроил, сказав, что я еще мала, чтобы понять Юма.

Я взяла в руки свой блокнот и пошла к выходу. Дедушка спросил, что у меня там. Я сказала ему, что принесла блокнот, чтобы записать все, что он мне расскажет о правильном и неправильном. Он спросил, что же я там записала. А я ничего не записала. Ему стало обидно. Я поспешила объяснить, что это ничего не значило. Но он был все еще обижен. Я предположила, что возможно стоит спросить тетушку Грасию о том, что меня волнует. Она так тонко разбирается в хорошем и плохом.

Дедушка сказал: «Боже упаси». И снова добавил, что я еще слишком мала, чтобы пытаться вникнуть в вопросы морали. Он сказал, что может быть я дам ему записать несколько простых правил поведения в мой блокнот, которых я могу придерживаться, пока не стану постарше. Он взял мой блокнот и записал:

«Милая Люси Квилтер. Будь гордой. Будь преданной. Будь веселой. Будь милосердной, а не справедливой».

После этого я вышла из комнаты и в коридоре встретила дядю Финеаса. Она с ним разговаривала. Она ушла. Я сказала дяде Финеасу (потому что Ирен была вся в розовом и в голубом, и в золотом):

— Как она хороша!

Он погладил меня по голове и скорчил рожицу.

— Я хочу сказать, — пояснила я, чувствуя, что слово «хороша» звучало немного экстравагантно — ну, вот тетушке Грасии можно сказать «хороша», — как мила, как нежна.

— Да, — сказал дядя Финеас, — мила и нежна как картонная коробка.

Дядя Финеас недолюбливает Ирен.

И тогда я сказала ему (потому что подумала, что он должен знать), что дедушка поведал мне о том, что мы должны разделить с Ирен нашу преданность. И что преданность — одна из серьезнейших традиций нашей семьи. Дядя Финеас сказал:

— Звучит так, будто мы открываем клуб преданности Квилтеров.

Можешь себе представить, в каком ужасном настроении находился дядя Финеас, чтобы критиковать дедушку.

Позже тем же вечером, когда я показывала Нилу свои новые правила поведения, к нам зашел дядя Финеас. Нил их ему показал, спросив моего разрешения.

Дядя Финеас сказал, что даст мне еще одно правило. Он взял мой блокнот и наскоро набросал прямо под красивым письмом дедушки: «Будь мудрой. Пользуйся Wisdoms Robertine». Это, если ты не знаешь, косметическое средство в темно-синей стеклянной бутылке. У Ирен есть одна, ещё одну она подарила Олимпии. Думаю, что это щедро с ее стороны. Нил сказал: «Одной бутылкой больше, одной меньше».

Это трудно объяснить, но в последнее время нас всех обуяла какая-то ненависть. Всех, кроме разве что дедушки, потому что он слишком идеален для того, чтобы опускаться до этого, и отца, потому что он слишком занят. Не будь дорогой папочка занят, уверена, он бы тоже поддался этому чувству. Но мысли о работе как о добродетели натолкнули меня на идею для истории. Я записала ее в свой блокнот, и полностью раскрою ее, когда вырасту. Она о двух мужчинах: один из них наделён всеми мыслимыми добродетелями, а у другого их нет, он эгоист и корыстолюбец. Ему приходится много работать, чтобы удовлетворить свои тщеславие и алчность, и на пути к вожделенным славе и восхищению ему приходится делать хорошие вещи, поэтому кажется, что он ведёт такую же праведную жизнь, как и хороший человек. Когда оба они умирают, близкие и соседи провожают их с одинаковым уважением. Назову я этот рассказ «Два пути».

Как только я закончила с последним абзацем, в комнату вошёл Нил. Я сказала ему, что уже дописала письмо и думаю над тем, какими словами бы мне выразить свою любовь к вам с Грегом. Я спросила у него, как ему: «Я люблю вас так сильно, что вижу вас в каждом осколочке окружающего мира». Он ёрничал, подразнил меня и сказал, что не хочет, чтобы его любили осколками и так далее. Но в итоге, братец был очень мил и напомнил мне о дедушкином правиле о простоте, сказав, что любовь как ничто другое должна выражаться простым языком. Думаю, он прав. Так что, я люблю тебя. Я люблю Грега.

Люси

ГЛАВА IV

I

12 апреля 1900

Дорогая, милая Джуди-Пуди, «начинай с начала» звучит просто, как и многие другие правила. Но на деле это не так. Как узнать, где же это начало?

Я решила, что началом этого моего длинного письма к тебе, которому я планирую посвятить весь день и вечер, должен стать тот факт, что Ирен не нравится ранчо К‑2. Она не хочет здесь жить, и не хочет, чтобы здесь жил Крис.

В прошлом месяце они просто нанесли нам визит. Но когда Крис обнаружил, что мы высылаем ему свои последние деньги и вынуждены экономить, он отказался возвращаться с Ирен в Нью-Йорк. Отец согласился с Крисом в его решении пока пожить с нами.

Крис с уверенностью заявляет, что не рассматривает никаких других вариантов. Он говорит, что если бы только знал о том, как обстоят дела у нас дома, то приехал бы ещё два года назад, сразу же, как вернулся с Континента. Он сказал, что, конечно, живя в Нью-Йорке в попытках наладить дело, он чувствовал, что вносит в свой вклад в семейное благосостояние. Потому что, если бы затея с золотом удалась, нам бы никогда больше не пришлось думать о деньгах. Он говорит, что усилия должны быть весомыми, но и результат тоже.