Следы остаются - [23]

— У меня в кармане фотографии… Спиридонова настоящего. Надо бы представить их Зобину на опознание. Может, он знает его?

— Дело.

Комиссар вызвал дежурного.

— Срочно лейтенанта Колесникова.

Колесников появился минуты через две. Четко отдав честь, он вытянулся перед комиссаром. С Замятиным он успел переброситься мимолетным взглядом. Получив фотографию, он так же четко повернулся и исчез за дверью.

Комиссар проводил его доброжелательным взглядом, чуть приметно улыбнулся.

— Итак, — повернулся он к Поленову и Замятину, — что мы имеем? Первое: подозрительную личность Спиридонова-Мякишина, второе: подозрительную личность по фамилии Ровнова, третье: факт покушения на жизнь гражданина Зобина. Если судить по вашему докладу, то три этих компонента стоят весьма далеко друг от друга. Спиридонова мы можем арестовать хоть сейчас. Здесь полковник, безусловно, прав. А вот Ровнову — не знаю. Ни один уважающий себя прокурор не даст сейчас санкции на ее арест. Да, да, не удивляйтесь, капитан, не даст, потому что в ее образе жизни нет никакого состава преступления. — Комиссар помолчал. — Что из того, что в день покушения она уехала из санатория. У нее железное алиби, да еще бюллетень и запись в поликлинике. Формально мы не должны иметь к ней никаких претензий. Согласны?

— Я полагаю, — неожиданно для себя перебил комиссара Замятин, — что…

— Что, — повторил комиссар интонацию капитана.

— Что Спиридонов не очень-то будет отпираться от обвинения в покушении на Зобина. Мы ведь обязаны сказать ему, что тот остался в живых.

— Обязаны, — подтвердил комиссар. — Но почему он не будет отпираться?

— Если человек так тщательно и сложно скрывает свое прошлое, то у него есть на это серьезные основания. И он совсем не заинтересован, чтобы мы в этом прошлом копались. Дело, которое мы начали, переросло свои рамки.

— Так, капитан, продолжайте.

— Ему выгоднее поэтому сразу признаться и ускользнуть от нас в тюрьму в качестве уголовного преступника.

— Надо полагать, — подал голос полковник, — что у них с Ровновой есть какая-то договоренность в этом плане. Поэтому вполне вероятно, что…

— Ровнова тоже не будет отпираться, — закончил за полковника комиссар.

— Вот именно.

— Что вы предполагаете?

— Начинать со Спиридонова-Мякишина.

— Нет, товарищ полковник, я с вами не согласен.

— Почему?

— Потому что мы ничего не знаем о его прошлом, кроме того, что он сменил фамилию.

— Но если мы представим доказательства, если мы разоблачим его с помощью брата Спиридонова и его собственного, то он заговорит и расскажет все, — заметил капитан. Поэтому я предлагаю начать с Ровновой. Она, наверняка, должна знать прошлое своего приятеля. Вдруг он вообще откажется говорить? Судя по всему, этот человек — трус, который больше всего боится за свою шкуру. Если он сознается в нападении на Зобина, то у него есть весьма реальная возможность получить сравнительно небольшой срок и сохранить себе жизнь. Если же мы коснемся его прошлого, то он может замолчать, потому что молчание будет единственной возможностью спасти себя. Вполне вероятно, что в прошлом он совершил или совершал преступления, которые по нашим законам караются смертной казнью. Иначе, чего бы он так скрывался. Почему бы нам не начать с Ровновой? Ведь мы о ней почти ничего не знаем.

— Она может тоже ничего не знать о его прошлом, и ее арест может спугнуть его. Кто знает, кто он такой и на что способен, — усомнился полковник.

— Надо его спугнуть. И посмотреть, как он себя поведет, куда кинется? Может, у него есть сообщник? Может, он в конце концов не просто трус, а человек, выполняющий работу на хозяина.

— Навряд ли, — покачал головой полковник. — Он бы не сидел тогда 20 лет в Якутске.

— Кто его знает, — заметил комиссар, — они могут надолго консервировать свою агентуру. Для резидента самое подходящее место. А что скажет капитан? Он у нас в этом деле главная скрипка.

— Если судить о Ровновой по отзывам о ней санаторного врача и по донесениям Вари, то она не похожа на преступника. Это скорее странный человек и только… Я вполне допускаю, что она просто жертва шантажа со стороны Мякишина. Чем дальше, тем больше я убеждаюсь в том, что причина нападения на Зобина не он сам, а его перстень.

— Что вы предлагаете, капитан?

— Предлагаю начать с Ровновой, но только без ареста, без шума…

— Продолжайте, капитан.

— Если она не запачкана прошлым, а это вполне возможно, то с ней можно договориться и сделать ее своим союзником. Если же она такой же матерый волк, как Мякишин, то… тогда придется нам изобличать обоих.

— Вот и отлично. Поезжайте в санаторий, капитан, сами. Как там действовать, подсказывать вам не буду. Спиридонова нельзя брать и по другой причине. — Комиссар повернулся к Поленову. — КГБ возражает. Там уже начали наводить справки. Ну, все кажется ясно?

Все встали.

— Ты бы забежал домой, Антонович, на дочек хоть посмотрел бы. Так и не дал я тебе отпуск.

— Обещали после этого дела, помните?

— Помню. Только какой отпуск в декабре?

— Ничего, я лыжи люблю.

— Ну ладно, там договоримся. Ты мне позвони сразу, как там обернется все.

— Хорошо.

В санаторий приехали в полдень. Здесь было тихо и безлюдно. Отдыхающие уехали на экскурсию. Капитан попросил Георгия Максимовича под каким-нибудь предлогом пригласить в кабинет Ровнову. Колесникова он пока оставил в красном уголке.