Следы неизвестного - [23]
ИСПОВЕДЬ
Как всегда, у кабинета толпились люди. Нина еще издалека услышала обрывки разговоров.
— И что же это теперь будет, женщины? Никакого сладу с ними нет. Милиция не справляется — а где уж нам…
Причитала громко и слегка картинно старушка в легкомысленной летней шляпке, совсем не вязавшейся с остроносыми мужскими полуботинками и коричневыми, «в резинку», чулками.
Сквозь ее пронзительный речитатив пробивался горестный шепот:
— А он меня еще раз головой об стенку. Хорошо еще — там коврик висел.
Нина прошла мимо вмиг примолкшей очереди, открыла дверь.
В спину кто-то негромко сказал:
— Молоденькая совсем…
И опять это кольнуло. Как в тот раз, когда грузная женщина билась перед ней в истерике, всхлипывала и, глотая слова, пыталась рассказать свою историю:
— Ну пойми же, миленькая, каково мне это? Пятнадцать лет с ним прожили, я его, можно сказать, как себя знаю. Ты молоденькая, тебе трудно такое понять… А он пьет, разве ударил бы, если бы не пил…
В такие минуты Нине хочется бросить ручку, которой она записывает рассказ женщины, и сесть рядом, поговорить с ней, успокоить. Но она уже по своему маленькому опыту знает: так будет хуже. Сочувственный тон вызывает взрыв переживания. Нужно расспрашивать ровно и благожелательно, самим тоном успокаивая расстроенного человека.
Легко сказать — ровно и благожелательно. А сделать… Николай Андреевич, опытный врач, ироничный, но очень сдержанный — и тот не утерпел. Утром, когда все собрались в канцелярии, рассказал:
— Представляете, захожу в кабинет, а Ниночка слезки своей даме утирает. Идиллия…
И, уже обращаясь непосредственно к ней, добавил — раздельно, подчеркивая каждое слово:
— Это, девушка, судебно-медицинская экспертиза. Здесь нужно иногда на чувства свои наступить, воли им не дать…
И твердо закончил:
— Во имя правды можно и себя не пожалеть.
Всю жизнь, наверно, Нина будет помнить свою первую посетительницу. Вот только фамилия ее вылетела из памяти.
Надевая халат, Нина мучительно морщила лоб. Лосева? Лосенкова?
Раскладывала на столе книгу регистрации, бумаги, авторучку, а память услужливо подсказывала фамилии — одну нелепее другой: Лосицева, Лоскова? «Ну прямо-таки чеховская «лошадиная фамилия», — улыбнулась она, а вслух произнесла:
— Войдите!
В проеме двери возникла худенькая фигурка в шерстяном малиновом платье. Большие глаза, заплаканное лицо, дрожащие губы.
— Садитесь…
Нина снова переложила на столе предметы, давая женщине прийти в себя. Дождалась, пока та сама начала.
Банальнейшая история: жила с мужем два года, потом развелась. («Почему?» — автоматически всплыл в уме вопрос. Иногда ответ на это «почему?» дает ключ к дальнейшим событиям). Бывший муж, моряк, вчера пришел из рейса, напился и по старой памяти явился к ней.
Слушая женщину, Нина вспомнила горестный шепот в коридоре. Ну конечно же, она это была. А вот уже и знакомые слава про то, как он ее «головой об стенку…
— Еле успела убежать к соседке, а то бы совсем убил. Я боюсь…
— Почему развелись, если не секрет? — вопрос этот все-таки вырывается у Нины, хотя она, судебно-медицинский эксперт, вовсе не обязана этим интересоваться.
Глядя в пол, посетительница сказала:
— Я ребенка хотела, а он — ни в какую. Нужна, говорит, эта обуза…
Неужели только из-за этого? Вряд ли. Наверняка правду не хочет говорить.
А может, все гораздо проще: пил без конца — вот и надоело ей терпеть. И если инициатором развода была она, — значит, у мужа злость на нее осталась. Значит, он одними скандалами не обойдется. Придет вот так, под горячую руку шарахнет — и нет человека. Можно доказать, что жизни женщины действительно угрожала опасность?
Нина, осматривает следы побоев на теле женщины. И вдруг обращает внимание на синие пятна, опоясывающие худенькую шею.
— Душил он меня. Я сознание даже теряла…
Женщина говорит правду. На верхних веках Нина замечает множество мелких красных точек — следы острой дыхательной недостаточности, проще говоря, удушья. Если диагноз врача подтвердится, следователь, ведущий дело, будет иметь основание предположить покушение на убийство…
Нина так увлеклась осмотром, что не заметила, как открылась дверь. И вздрогнула поэтому, когда за спиной раздалось негромкое:
— Вы очень заняты, Нина Петровна?
Николай Андреевич положил на стол пачку бумаг. Сверху лежала пухлая история болезни. Нина взглянула на фамилию и поразилась: Лосихина! Это была та самая фамилия, которую она чуть ли не полдня вспоминала сегодня. Лосихина — и как это она могла забыть?
— Посмотрите потом и скажете свое мнение…
Николай Андреевич тихонько притворил за собой дверь.
Нина долго еще принимала посетителей. Старушку в легкомысленной шляпке, элегантного молодого человека с лилово-зеленоватой опухолью на скуле, пожилую женщину, слезливо-долго расписывавшую «художества» соседки по квартире… Все это время она краем глаза видела пачку бумаг, лежащую слева на столе, и ломала голову: что бы это значило? Что опять могло случиться с Лосихиной? Тогда, несмотря на ее состояние, Нина ничего серьезного не обнаружила. Так и написала:
«Следов телесных повреждений на волосистой части головы у гражданки Лосихиной не обнаружено, однако это не исключает возможности нанесения ей ударов по голове».
