Следы неизвестного - [19]
— А где это было? — спросил Пятунин.
— В милиции, понятно.
— Ну, милиция — понятие растяжимое. В горотделе, во втором отделении или в третьем? — отдел охраны рыбного порта, где Пятунин сейчас работал, он не назвал.
— Хватит дурацких вопросов! На проспекте. А уж горотдел у вас там или какое отделение, я не знаю.
Пятунин усмехнулся:
— А кабинет не припомните?
— Не помню. Не до того мне было.
— Число и время дня, когда состоялся допрос, не вспомните?
— Товарищи! — Лемешко оглянулся, приглашая сидящих прийти ему на помощь. — Какое это имеет значение? Еще один допрос, теперь в обкоме, он с меня снимать будет… Ну, хорошо. Двадцать третьего я прибыл в порт, двадцать пятого вы вызвали меня повесткой, я не пошел… Двадцать седьмого августа, вот когда!
— Товарищ прокурор, — попросил Пятунин, — откройте, пожалуйста, дело: был ли произведен допрос гражданина Лемешко двадцать седьмого августа и кем?
Прокурору не пришлось долго листать: в деле лежала закладка.
— Двадцать седьмого гражданина Лемешко действительно допрашивали в горотделе. Только протокол допроса подписан не товарищем Пятуниным…
— Так кто же вас допрашивал, Лемешко? — впился в него взглядом Сергеев, представитель ЦК.
— Кроме того, — продолжал Пятунин, — я не мог допрашивать гражданина Лемешко еще и потому, что с 23 августа по 6 сентября был в служебной командировке, что также легко подтвердить документами.
— Так кто вас допрашивал, Лемешко?
Старпом опустил голову:
— Может, и не он… У них все там на одно лицо…
Секретарь нажал кнопку звонка и спросил у заглянувшего в кабинет молчаливого пятунинского сопровождающего:
— Здесь? Тогда пригласите.
Вошел следователь Синельников из горотдела.
— Посмотрите, Лемешко, может, этот человек вас пять часов держал на ногах и угрожал вам пистолетом?
— Я не помню…
Светловолосый крепыш Синельников даже приблизительно не был похож на темного и полноватого Пятунина. Следователь тоже растерянно смотрел на сидящих, потом сказал:
— Я его допрашивал, но при чем тут пистолет?
— Лемешко, кто вам советовал оклеветать Пятунина?
— Бирин…
Пятунин, отказавшись от машины, пошел домой пешком. Солнце уже грело, в плаще стало жарко. Мимо галопом пролетела ребятня — яркая, веселая, хохочущая…
Настя встретила у порога, заглянула в глаза и, поняв, что все благополучно, шепнула:
— Гость у нас.
Пятунин заглянул в комнату. Навстречу ему выходил Крылов.
— Извини, Семен. Время хоть и не вечернее, но я вот… Помнишь, ты на… ужин приглашал?
— Помню… Рад, что ты пришел, Тимофей.
ПИРАТЫ
— Дядя Вася, — пропищал из-за двери знакомый голосишко, — а мы не опоздаем? Мальчишки уже торт купили… Большой и с кремам!
«Дядя Вася», широкоплечий и высокий, сидел за столом и листал бумаги. «Опоздаешь с ними», — проворчал он. Уже пять раз звонили:
— Василий Сергеевич, так мы ждем, Ровно в семь…
Годовщина!.. Год назад он сидел вот за этим же столам и составлял очередную оправку в область. Отвлек его телефонный звонок:
— Сидишь? — ехидно осведомилась трубка.
— Ну, допустим…
— Пишешь?
Он промолчал.
— А в автобусной будке опять стекло разбито, — нахально продолжал тот же голос.
…Напасти никогда не приходят в одиночку. Сегодня утром заболела дочка. Ангина, глотать не может, температура под тридцать девять… Не успел прийти на работу — звонок: срочно подготовить справку к областному слету участковых инспекторов. Тема: борьба с детскими правонарушениями. Тут не знаешь, за что раньше хвататься. То в школьной раздевалке деньги из кармана вытащили. То старуху древнюю напугали, явившись к ней под окно в образе дьявола, перемазавшись сажей и блея по-козлиному. А то еще на самом верху пожарной лестницы, как флаг, вывесили старую тельняшку. Полощется на ветру — ну прямо Веселый Роджерс.
Рычков вспомнил, как тяжко было ему тогда: делал первые шаги в милиции. Раньше в армии как-то не приходилось в одиночку работать — все в коллективе. Здесь дело совсем особое: на весь поселок один участковый, весь спрос с него. Нелегко. Да и перед людьми неловко. Все, казалось, смотрят укоризненно, не верят ему… Скорее всего, только казалось: очень уж неважного мнения о себе он тогда был.
И еще вспомнил Рычков, как в тот самый черный день шел домой. Темно было. Взглянул на светящийся циферблат часов — восьми нет. Идет мимо темного подъезда, слышит, кто-то всхлипывает на ступеньках. Тоненько так плачет, пискляво.
— Это кто тут? — нарочито громко поинтересовался Рычков.
— Я, — тоненько всхлипнули в ответ.
— Кто — я?
— Лена… Федорова…
— Федорова, Федорова… Уж не сестренка ли Сашки Федорова из седьмого «А»?
— Сашки-и-и, — продолжала плакать девчушка. — Только он убежа-а-ал. А мне велел, чтобы я не в свое дело нос не совала. Я ма-а-амке скажу…
— Да подожди ты реветь! Где мать? И куда Сашка убежал?
— Мамка на работе, она в ночную. А Сашка с мальчишками в сопки подался. У них там крепость… Правда, правда, я слышала, они с Толькой Котиным говорили…
Теперь Рычков окончательно вспомнил белобрысенькую девчонку лет четырех, которую весь поселок звал Ленкой-Кнопкой — за малый рост и курносый нос. Про какую еще крепость она болтает? Надо бы взглянуть.
Рычков невольно улыбнулся, вспомнил свой первый поход к мальчишкам в сопки. Да, тогда ему не было смешно.
