Следы на снегу - [77]

Спуск с перевала под гору, хотя и затрудненный росшим здесь в изобилии цепким кустарником, прошел значительно быстрее, чем предполагали Петренко с Эверстовой. Ветер здесь был немного слабее, и его грозное нарастание слышалось лишь в верхушках высоких сосен. Наступала быстрая в этих краях, с короткими сумерками, ночь.

Но вот показались нарты, привязанный к ним на длинной веревке олень-бык и пасущаяся в стороне важенка.

Почувствовав приближение людей, олени повернули головы.

Петренко приказал Белолюбскому остановиться, подошел и потребовал у него лыжи и палки, потом передал винтовку Эверстовой и вынул из кармана стальные наручники.

— В случае чего, стреляйте по ногам, и только по моей команде, тихо, почти шепотом сказал он и заметил, как у нее тихонько дрогнула в руках винтовка. — Поняли?

— Есть, — коротко отозвалась Эверстова.

Петренко приблизился к Белолюбскому.

— Вытяните руки вперед! — скомандовал он и, посмотрев на лицо преступника, увидел на нем подтеки липкого, уже замерзающего пота. Вытрите лицо.

Белолюбский вытянул левую руку, правой стал вытирать лицо… Лейтенант не увидел, а скорее почувствовал, закрепляя металлический браслет на одной руке, как по нему пробежал острый скользящий взгляд преступника.

— Ой! — раздался вскрик Эверстовой.

Белолюбский, видя что его и вооруженную женщину разделяет сейчас безоружный лейтенант, размахнулся правой рукой, но… получив внезапно сильный удар в подбородок, отлетел в сторону, точно мешок с опилками, и упал навзничь.

Лейтенант, как оказалось, был начеку.

«Здорово, кажется, я его турнул», — подумал он, бросился к упавшему, но тот, быстро оправившись, вскочил на ноги и, вобрав голову в плечи, тяжело дыша, стал надвигаться на него.

— Бросьте валять дурака! — предупредил лейтенант, принимая боксерскую стойку и чуть пятясь назад. — Бросьте, а не то я вам ребра переломаю.

Но его предупреждение не возымело действия. Тот решил идти ва-банк и, подойдя вплотную, бросился на Петренко.

Возможно, что Белолюбский был физически не только крупнее, но и сильнее Петренко, но он не владел мастерством боксера. Нанеся несколько беспорядочных ударов, не давших никакого эффекта, он сразу изменил тактику и попытался схватить молодого противника и подмять его под себя. Но из этого ничего не получилось. Петренко не допускал его близко к себе и в то же время бил его в лицо, в грудь, под ребра точными рассчитанными ударами, точно вымешивал густое тесто.

Эверстова, хотя и убедилась в преимуществе лейтенанта, все же опасалась за него. Напряженная до предела, она металась из стороны в сторону, стараясь занять такое место, с которого можно было бы выстрелить, не ранив лейтенанта. Ей уже пришла в голову мысль подкрасться к озверевшему Белолюбскому и ударить его прикладом, но этого не потребовалось. Лейтенант сделал противнику полный нокаут. Получив сильный удар в висок, Белолюбский упал, точно бревно, на спину. Петренко склонился над ним, выпростал обе руки и защелкнул браслеты наручников.

Отойдя в сторону, он вытер рукавицей вспотевшее лицо, сделал несколько вдохов и выдохов и сказал:

— Ничего, сейчас отойдет. Это не смертельно.

— Подумайте, какой негодяй, — возмущалась Эверстова. — Вы знаете, я вся горю…

Петренко усмехнулся.

— Он не дурак, Надюша. Знает, что мы в него стрелять не будем, а потому и идет на все. — Он посмотрел в сторону Белолюбского. — Пусть отдыхает. Давайте запрягать оленей. Я так прогрелся, что, видно, не замерзну до самого привала.

Помогая лейтенанту запрягать оленей, Эверстова сказала:

— Ну, знаете, Грицько, это замечательно! Честное слово! Я бы никогда не подумала, что вы так легко справитесь с этаким медведем. Он же куда больше вас!

Польщенный похвалой, уставший и в то же время радостный оттого, что вышел победителем из схватки с опасным преступником, Петренко ответил:

— Спасибо добрым людям, что вызвали во мне любовь к стрелковому делу, лыжному спорту, боксу. Смотрите, все пригодилось, и все пришлось использовать.

— Да… Это большое дело… — и, прервав мысль, Эверстова сказала: Смотрите, он встает.

— Ну и пусть, — произнес Петренко. — Вы, Надюша, сядете впереди и поведете упряжку. Сзади вас я посажу его.

— А вы? — быстро спросила Эверстова.

— Я пойду сзади на лыжах.

— Позвольте, — возразила Эверстова. — Уж лучше я пойду на лыжах.

— Вы сядете на нарты, — сказал Петренко, и Эверстова прекратила разговор.

Тучи наползали на тайгу, порывами налетал ветер.

Когда нарты подвели к Белолюбскому, тот стоял, широко расставив ноги, и, видно, еле-еле держался на них. Его пошатывало из стороны в сторону.

— Садитесь вот сюда, — указал ему место на нартах Петренко.

Белолюбский не произнес ни слова, только скрипнул зубами, сел, и его привязали веревкой к нартам.

Поземка задувала уже и здесь. Она шуршала в кустарниках, завивалась, обещая буран. Подгоняемые сзади ветром, нарты покатились в обратный путь.

Уцепившись палками за нарты, скользил на лыжах Петренко.

ПУРГА

В парусиновой палатке, освещенной печкой, сидели майор Шелестов, лейтенант Петренко, сержант Эверстова и скованный наручниками Белолюбский.

Снаружи бесновалась пурга. Кругом все завывало, гудело, скрипело, сотрясалось. Ветер бушевал с чудовищной силой, крутил, свистел, люто ревел. Он вздымал снег тучами кверху и бросал на тайгу; выметал его начисто на открытых местах, обнажая стылую, промерзшую землю; зарывался в него, точно бурав, вертя глубокие воронки; перекатывал его, словно воду, волнами, мгновенно наметая бугры и сугробы.