Следствием установлено... - [6]

— Искать придется не симфонию, а пластинку, — уточнил Туйчиев.

— Ну да, ясно, дефект, — буркнул Николай. — А сколько у нас в городе вообще пластинок имеется, об этом ты подумал?

— Думаю, много. Но ты же любишь масштаб.

— Это точно, — рассмеялся Соснин. — Ловишь на слабостях?

— Если честно, то без тебя мне пришлось бы туго...

— Ладно уж, — смущенный признанием друга, перебил его Николай.

* * *

Димка чувствовал необходимость сказать что-то очень важное, всего несколько слов — их надо только найти — и все будет хорошо: но насмешливые взгляды, которые Жанна время от времени бросала на него, лишали Димку остатков уверенности. С каждым шагом он все больше боялся начать разговор и, как все робкие люди, пытался уверить себя, что он это непременно сделает потом, позже или еще лучше — завтра.

Когда час назад они случайно встретились в сквере и Жанна приветливо поздоровалась и предложила побродить, он подумал, что ослышался, настолько неожиданно прозвучало для него приглашение. Сердце учащенно застучало где-то у горла: сколько раз он видел себя рядом с Жанной, хотя понимал, что воображение заводит его слишком далеко. Разве может он понравиться ей? Высокий, худой и нескладный, с редкими рыжеватыми волосами, в очках, толстые стекла которых делали его взгляд каким-то приниженным. А уши? Недаром когда-то его звали «Лопух». Вообще, если объявить конкурс на количество прозвищ, то первое место ему обеспечено. Его рыжие кудри воодушевляли дворовых ребят на сочинение двустиший. Когда, еще в шестом классе, он увлекся монтированием транзисторных приемников, то сразу стал «Локатором». В седьмом классе он вынужден был надеть очки и превратился в «Очкарика». Потом последовательно становился «Антенной», просто «Длинным», «Дохлым», «Дохликом» (так называли его девочки) и, наконец, «Шкилетом». Это последнее прозвище так прикипело к нему, что он и не заметил, как стал отзываться на него.

Постепенно Димка научился жить воображением: здесь был простор необъятный, никто не мешал ловкому, смелому Дмитрию Осокину совершать самые невероятные подвиги. Как-то еще в третьем классе Димка рассказывал Толику Кириллову о немецкой овчарке Дике. Вместе с Диком Димка творил чудеса: спасал девушку от бандитов, находил по следу воров, обокравших соседей. Толик слушал эти басни с открытым ртом и восторгался. Но вскоре Толик поделился услышанным с Димкиным соседом — Колей Хрулевым, и Димка сразу стал «Мюнхгаузеном». Новое прозвище настолько его уязвило, что он пожаловался маме.

— За что же они тебя так прозвали? — возмутилась Варвара Степановна, не чаявшая души в сыне.

— Не знаю, — соврал Димка.

Видя, что мать собирается в школу, он пытался ее остановить, чувствовал — ребята правы, но Варвара Степановна рвалась в бой за своего Димочку. Так возник первый конфликт с классом. И хотя со временем забылось все, Димка держался теперь в стороне от ребят. Он мечтал скорее вырасти, не понимая еще толком, что это изменит, но верил: вот тогда-то он заявит о себе и относиться к нему будут совсем иначе.

Он был счастлив, когда увлекся радиоделом и достиг первых успехов — вмонтированный в словарь английского языка транзистор действительно заставил ребят по-новому взглянуть на Шкилета. И когда Славка Лазарев, кумир класса, вынул из кармана портсигар и спросил, не сможет ли он вмонтировать в него транзистор, Димка с радостью согласился попробовать, рассчитывая в будущем на Славкино покровительство.

Он начал курить, ведь сигареты — непременный атрибут мужчины. Состоялся серьезный разговор, вернее длинный монолог Осокина-старшего, Димка слушал молча. Николай Петрович никогда не наказывал его, но хуже любого наказания были для Димки частые нравоучения отца. Осокин никогда не спрашивал мнения сына и не считался с ним. Но, несмотря на безупречную логичность доводов, Николай Петрович, как правило, не достигал желаемой цели, ибо совершенно не понимал, да и не хотел понимать, что на душе у сына. Он просто изрекал истины в последней инстанции. Это ожесточало Димку.

Положение усугубляла Варвара Степановна, принимавшая обычно сторону отпрыска. И теперь, когда он стал курить, она тайком от мужа давала Димке деньги на хорошие сигареты: а то будет курить всякую дешевую дрянь — вконец испортит здоровье...

После демонстрации отметить праздник собрались у Рянского.

Димка не мог объяснить себе, почему именно в этот праздничный вечер он вдруг увидел Жанну совсем по-иному. Ту самую Жанну, с которой проучился в одном классе восемь лет и которую никогда не выделял. Димка даже испугался внезапно нахлынувшего чувства.

Рянский весь вечер не отходил от Жанны, нашептывал ей видимо что-то очень смешное, отчего Жанна громко смеялась. Потом Рянский произнес тост за прекрасную половину человечества, в присутствии представительницы которой отдельные юноши учащенно дышат, и при этом многозначительно посмотрел на Осокина. Димка побледнел и уже весь вечер старался даже не глядеть в сторону девушки. Жанна ничего не замечала: она открыто восхищалась Сашей.

Димка поймал себя на том, что в нем растет неприязнь к этому красивому парню, который ему ничего плохого не сделал. Он чувствовал себя неуютно в компании, где все чем-то выделялись: Славик — умом, Рянский — умением взять от жизни как можно больше. Даже Колька Хрулев со своей бесшабашностью и полным отсутствием идеалов был выше его...