Следствием установлено - [16]

– Что?! – вскрикнул Антон и проснулся.

Около кровати стоял Маркел Маркелович Чернышев – усталый, под глазами мешки.

– Пора вставать, говорю.

Антон облегченно вздохнул, потряс головой и виновато сказал:

– Кошмар какой-то снился.

– От духоты это, – Чернышев зевнул. – На градуснике с утра к тридцати подбирается. Горячий денек будет.

Завтракали молча. И только когда допивали чай, Чернышев посмотрел на Антона, хмуро проговорил:

– Серьезное дело, по-моему, складывается. С чего сегодняшний день намерен начать?

– Пойду к Зорькиной.

Чернышев кивнул головой, будто соглашаясь.

– Только смотри… Девица она на язык острая. Чуть что не так, оконфузит, как говорит у нас Слышка, запросто.

Зорькину Антон отыскал на птицеферме. Она стояла в кругу птичниц и, энергично размахивая рукой, что-то объясняла. Дожидаясь, пока кончится разговор, Антон исподтишка приглядывался к Зорькиной. Чернышев не зря назвал ее красавицей. На редкость правильные черты лица, высоко взбитые белокурые волосы, повязанные легкой голубой косынкой, и розовые от лака ногти заметно выделяли Зорькину среди других девушек, а белый халат и черные, несколько старомодные, как отметил Антон, туфли-лакировки делали ее похожей на медицинскую сестру. Казалось, она случайно забежала на птицеферму, чтобы минуту-другую поболтать с подругами.

– Я из уголовного розыска, – сказал Антон, когда Зорькина подошла к нему, и назвал свою фамилию.

– Марина Васильевна. Заведующая птицефермой, – в тон ему ответила Зорькина. – Очень приятно познакомиться. – И улыбнулась так, что нельзя было понять, шутит она или говорит серьезно.

Антон замялся:

– Надо переговорить с вами по одному щепетильному вопросу.

Голубые глаза Зорькиной вдруг сделались синими. Около них сбежались едва приметные лукавые паутинки, а на губах застыл готовый вот-вот сорваться смех. Но она не засмеялась, оглядела насторожившихся птичниц и удивленно приподняла подведенные брови:

– Что это за вопрос?

– Он касается вашего бывшего жениха.

– Столбова?

– Нет.

– Не иначе, вашей маме невестка потребовалась?

– Я вполне серьезно, – как можно строже проговорил Антон, чувствуя, что краснеет от смущения.

– Слышите, девчонки! – Зорькина обернулась к птичницам. – Товарищ из уголовного розыска вполне серьезно интересуется моим женихом. О котором ему рассказать? Подтвердите, что с уголовниками я не дружу.

Птичницы прыснули так заразительно, что Антон совсем смутился, поправил и без того ровно надетую фуражку и неожиданно для себя тоже расхохотался. Зорькина смеялась звонче всех. Трудно было поверить, что это она вчера вечером изливала грусть в песне о старом причале.

– У меня, честное слово, женихов косой десяток. Который из них вас интересует?

– Моряк, – напрямую сказал Антон.

– А летчики, танкисты не интересуют? – как ни в чем не бывало спросила Зорькина.

– К сожалению, нет. Только моряк меня интересует.

– А у меня, к сожалению… – Зорькина притворно вздохнула. – Из моряков никого не было. Из других родов войск были, а из моряков нет, – она опять чуть не прыснула, но сдержалась. – Может, вы Витьку Столбова имеете в виду? Он отлично плавает, и ныряет тоже. Только Витьку у меня уж который год пошел, как отбила Ниночка Бровцева, – Зорькина погрозила наманикюренным пальцем маленькой плотной птичнице: – У-у, разлучница! – И все-таки засмеялась – естественно, звонко, словно ей было очень-преочень весело.

Антон не знал, как продолжить разговор.

– Мне сказали… – неуверенно начал он.

– Соврали вам, товарищ из уголовного розыска, соврали! У нас же деревня. Здесь из мухи слона делают, а потом слоновую кость продают. Честное слово!

– А если по-серьезному говорить?

– Одинаково получается.

– В самом деле?

– Нет, немножко в стороне.

Настороженно слушающие разговор птичницы опять засмеялись. Ссылаться на Чернышева было преждевременно, и Антон развел руками:

– В таком случае, извините. Все ясно.

– Пожалуйста, – Зорькина смело глянула Антону в глаза. – С умным человеком приятно и поговорить. Сразу все ясным становится. Только вы на меня не сердитесь, ради бога, что так быстро разговор кончился. Тут такие женихи подкатываются, умереть можно.

– До свидания, – сухо произнес Антон.

– Счастливо, – небрежно бросила Зорькина, отвела ладонью со лба завиток волос, улыбнулась. – Вы, чем интересоваться бывшими женихами, приходите лучше сегодня вечером в клуб. У нас девчонок полно, а ребят не хватает.

– А что?… – вдруг осмелел Антон. – Возьму и приду!

– Ловлю на слове!

Зорькина по-мальчишески протянула руку, словно заключая пари. Антон быстро чуть-чуть пожал ее и, чтобы не нарваться на очередную остроту, заторопился к конторе, как будто у него были там неотложные дела.

В кабинете Чернышева Антон расстегнул тужурку и долго ходил из угла в угол. Ругал себя за внезапную дурацкую растерянность перед Зорькиной, пытался разобраться, в чем допустил ошибку, начиная с ней разговор. «Надо было официально вызвать в контору, заполнить протокол допроса, а я второй день пижоню, как детектив-любитель. Идиот! Пять лет дурака учили, римское право впихивали, криминалистику по полочкам раскладывали. Научили! С болтуном Слышкой чокаться стопкой, как с лучшим другом, потянулся; перед заведующей птицефермой раскис, на вечерку с ней собрался… А вообще, что она за человек, Зорькина? Шуточкой отделалась, увильнула от ответа, похихикала. И тут же подала руку. Что за этим кроется: женское кокетство или извинение за необдуманный шаг? С Кайровым так бы не хохотнула. Тот бы в момент поставил на место»…