Следствием установлено - [14]

Антон лениво перебирал в памяти болтовню Егора Кузьмича. Пока сидели за столом, старик вспоминал что попало, но упорно избегал ответа на вопрос, почему именно тринадцатого сентября он ушел на пенсию. «Подожди, старый краснобай! Все расскажешь»… – самоуверенно подумал Антон, поднялся, застегнул тужурку и пошел к Агриппине Резкиной.

Резкина – низенькая, полная старушка – встретила настороженно, даже испуганно. Антон не раз замечал в людях затаенную робость при встрече с работниками милиции и всегда недоумевал – отчего эта робость возникает. Почти полчаса толковал он со старушкой на различные житейские темы, прежде чем она прониклась к нему доверием. Мало-помалу Резкина разговорилась и рассказала, что «унучек Юрка служит коло самой Японии, на острове Сахалине».

– Письма от него часто получаете? – спросил Антон. – Приехать к вам внук не собирался?

– Денег я ему не дала, – призналась Резкина. – Шибко Юрка моциклет с люлькой хотел купить, а я пожадничала. Ругаю теперь себя за жадность, да что поделаешь. Обиделся унучек, с тех пор и писать перестал, и домой не едет. До армии-то со мной жил, родители его рано померли.

– У вас писем не сохранилось?

– Где-то на божничке последнее письмо лежало. Сама я неграмотная. Слышка каждый раз мне читал, он тогда письмоносцем у нас работал. Много уж годов с того времени минуло.

Старушка подошла к нахмурившейся в углу избы почерневшей иконе, достала из-за нее серый от пыли конверт и подала Антону.

– Вот такие все письма унучек слал. Наместо почтовой марки печатка трехугольничком поставлена, – пояснила Резкина. – А счас уж какой год ни слуху ни духу не подает. Хочу в розыск послать, да все не соберусь упросить кого, чтобы написали куда там следует.

«Матросское» – прочитал на треугольном штампе Антон, быстро взглянул на адрес отправителя и почувствовал, как от волнения кровь прилила к лицу. «Резкин Юрий Михайлович», – было написано пониже номера воинской части. Письмо, начинавшееся трафаретно «Во первых строках…», занимало тетрадную страничку. Резкин писал, что служба кончилась, и через несколько дней он уже полностью станет гражданским. Упоминался и мотоцикл: «А денег ты зря, бабуся, пожалела. Привез бы я отсюда новенький «Урал» с люлькой. В Ярском таких мотоциклов днем с огнем не сыщешь, а тут есть возможность купить. Ну да ладно – на бабку надейся, но сам не плошай. Заработаю, тогда и куплю». Письмо было отправлено 1 сентября 1966 года. За тринадцать дней до того, как забросили культстановский колодец.

8. Жених-заочник

Дом Чернышева стоял в центре села, рядом с клубом. Добротный, под шиферной крышей, он выделялся среди других таких же домов ярко-зелеными резными наличниками. Видимо, предупрежденная о приезде сотрудника милиции жена Чернышева – полнеющая, но моложавая на вид – встретила Антона гостеприимно, как давнего знакомого.

– Екатерина Григорьевна, – подавая руку, отрекомендовалась она и провела Антона в отведенную ему комнату.

Никелированная кровать, застеленная узорным покрывалом; письменный стол с высокой стопой фотоальбомов; этажерка, плотно забитая книгами, да крепкой работы стул составляли всю обстановку комнаты. Над столом в узкой черной раме висела почти метровая фотопанорама села, на переднем плане которой Антон сразу узнал дом Чернышева.

– Сын снимал, – пояснила Екатерина Григорьевна, заметив, как Антон с интересом разглядывает фотографию. – Институт недавно закончил, сейчас инженер.

Сам Чернышев, с утра мотавшийся на «газике» по колхозным полям, вернулся домой поздно. Гремя во дворе рукомойником и шумно фыркая, долго отмывался от пыли и так же долго растирал полотенцем обнаженное до пояса мускулистое тело. Пригладив ладонью седой ежик волос, он повернулся к вышедшему на крыльцо Антону и строго спросил:

– С выпивки следствие начал?

– Как с выпивки?… – растерялся Антон. Чернышев надел рубаху.

– У конторы Стрельников во всеуслышанье треплется, что с милицейским следователем бутылку казенки раздавил.

– Я не следователь, а инспектор уголовного розыска.

– Какая разница?

– Следователю положено вести допрос только официальным путем, инспектор же уголовного розыска имеет право… Как бы вам яснее сказать? Прощупывать почву, что ли…

– Щупать-то ты щупай, а водку все-таки с кем попало не пей. Сам рос в деревне, должен знать, что здесь все на виду.

– Не хотел отказом стариков обидеть.

– Ты работник милиции или сестра милосердия? – хмуро поинтересовался Чернышев, но тут же подобрел:– Ладно, пошли ужинать. На утренней зорьке сегодня окунишек добыл, Григорьевна приготовила. В озере у нас добрые окуни водятся.

После ужина Маркел Маркелович зашуршал свежими газетами. Выписывал он их много. Антон тоже развернул одну из газет, но желание поделиться своим успехом в отношении внука Агриппины Резкиной не давало покоя. Чтобы не отвлекать Чернышева, Антон ушел в отведенную ему комнату. Постояв у открытого окна, взял один из альбомов с фотографиями. «Работа сына Маркела Маркеловича», – догадался Антон, разглядывая хорошо отпечатанные любительские снимки. Все они были сделаны в школьные годы: ребятишки в классе за партами, купающиеся в озере, – вон даже полоска острова на горизонте видна, в поле с лошадьми, у трактора в каких-то механических мастерских, с рюкзаками, видимо, в туристическом походе. На одном из снимков на фоне дома с резными наличниками, чуть склонившись на правую ногу, позировал чубатый крепкий парень. Щурясь от солнца, он выставил в улыбке ровный, с едва приметной щербинкой, верхний ряд зубов. Антон впился взглядом в снимок – сквозь легкую, похоже, нейлоновую рубаху отчетливо просвечивали полоски флотской тельняшки.