Следствие защиты - [38]

– Не имеет значения, что она наговорит тебе в качестве возражения, но главное, чего хочет женщина от мужчины, – это чтобы он взял командование на себя. Я лично ни разу не встретила ни одного, кто сумел бы командовать мною больше пяти минут, но я, разумеется, не теряю надежды. Может быть, как ты говоришь, твоя жена и любит тебя. Хочется думать, что это правда, – ты симпатичный парень, ты умный, и в тебе есть то, что я называю характером. Но твоя маленькая жена сконфужена. Жизнь сама по себе довольно конфузливая вещь, и люди не делают ее хоть сколько-нибудь яснее своими поступками. Если говорить вообще, то главная причина конфуза твоей жены – это ты, а не тот другой тип. Почему? Потому что ты не взял на себя командование! Все связано только с этим, поверь мне. Поэтому ты должен успокоиться и зарычать. Но не как маленький щенок. Ты когда-нибудь смотрел специальные выпуски “Национальной географии”? Я обожаю их. Видишь этих львов где-нибудь в Африке, и их самки выходят на охоту; они в состоянии съесть все, что убили, но тут появляется лев-самец и издает рычание – гррр!!! – мягкое, но, поверь мне, самки получили информацию, и они отступают, так чтобы он мог подойти и вгрызться и получить лучший кусок к обеду. Но перед этим лев должен зарычать, чтобы напомнить львицам, что он по-прежнему царь зверей. Ты становишься слезливым и печальным, твоя жена какое-то время жалеет тебя, но рано или поздно она скажет: “Не лей на меня слезы, Уоррен, мальчик мой, от этого могут заржаветь мои шпоры”. Ты должен дарить ей и немножко сладости тоже, но главным образом ты обязан давать ей почувствовать, что ты на страже, точно так, как ты делаешь это в джунглях или в зале суда. Понимаешь? Добрый Бог, словно судья, сидящий там, высоко, и добрый Бог терпеть не может растерянности, точно так же, как судья не любит нерешительных присяжных. Добрый Бог говорит: “Мистер Мужчина, Мистер Адвокат, вы можете ходить, вы можете бегать или лежать, но только никогда не дрожите”.

Уоррен, захмелевший, прислушивался к параду метафор. “Будь львом”. “Рычи”. “Будь адвокатом”. “Возьми на себя командование”. “Пожалуйста, добрый Бог, величайший судья над всеми”.

Можно ли прислушиваться к супружеским советам женщины, которая, вероятно, организовала убийство жены своего любовника, а потом человека, который для нее это убийство совершил, и которая впоследствии сама нажала на курок, застрелив своего возлюбленного?

Наверно, можно, если ты достаточно пьян. И достаточно угнетен. И испытываешь жалость к самому себе.

Этот последний укол совести потряс Уоррена. Там, в аллеях, спят бездомные мужчины и женщины; в госпиталях страдают люди с зараженной кровью; в Африке голодают дети, и прямо здесь, рядом, такие же дети умирают от передозировок и мучаются, отравленные сигаретами, в домах от одного побережья до другого. А его душа кровоточит из-за того, что его больше не любит женщина. Но я внутри этой шкуры, подумал он, и это все, что у меня есть, и это очень больно.

– Я должен идти, Джонни Фей, – сказал он, наконец, бросая на стойку деньги и поднимаясь с качающегося стула. – У меня завтра много работы.

9

Уоррен подъехал к дому покойного Дан Хо Трунга в девять часов утра, чувствуя похмелье после своей пьянки в баре стадиона “Астродоум”. Когда он вчера ночью вернулся домой, Чарм уже спала. В темноте он тихо скользнул в постель, придерживаясь своей половины кровати, и несколько минут прислушивался к ровному, спокойному дыханию жены. Она, казалось, была в полном порядке. Все ее слова снова вспомнились ему и посыпались, как удары. Уоррен смял углы подушки пальцами и с силой прижал их к своим векам. Ни одно из этих слов не было правдой. Я проснусь утром – и все это исчезнет, убеждал он себя.

Уоррен проснулся, разбуженный унылой поллюцией. Оделся, проделал свой утренний ритуал и уехал из дома, даже не взглянув на жену.

Семья Трунг жила к югу от Луп, в Блуридж, на улочке с маленькими и аккуратными кирпичными домиками. На подъездной дороге был припаркован “шевроле”, и Уоррен заглянул внутрь машины. Ни одной конфетной обертки на полу, ни единого пятнышка пыли на приборной доске.

Дом был так же безукоризненно опрятен: парчовые занавески на окнах, салфетки на кухонном столе, кружевные накидки на ручках кресел в гостиной, важные азиатские лица старых мужчин и женщин на фотографиях, висящих на стене над телевизором. Маленькая юная вдова Дан Хо Трунга и его мать были одеты в черные блузы и черные брюки, а в соседней комнате тихо играли дети. Уоррен предъявил свою адвокатскую карточку и объяснил, что назначен штатом Техас для судебной защиты человека, обвинявшегося в убийстве их мужа и сына.

Выговорить это было нелегко.

Казалось, они поняли. Младшая миссис Трунг, вдова, которой на вид можно было дать лет двадцать пять, предложила Уоррену бокал грейпфрутового сока или диетической кока-колы.

Ее темные глаза были мрачны, но она улыбалась Уоррену. Чем же они могли помочь ему?

– Рассказом обо всем, что случилось вечером накануне отъезда Дан Хо Трунга. И днем тоже.

Они не сказали ему ничего такого, чего бы он не знал, за исключением названия той телевизионной программы, которую смотрела семья.