Следопыт - [72]

— Кто вы такой?

— Тьфу, черт! Неужели страх настолько лишил вас сознанья, что вы даже не узнаете моего голоса?

— Кой черт! Кто вы такой?

— Смотрите, Матадиес, любезный мой приятель, не советую вам говорить о веревке в доме повешенного: в этих местах говорить о нечистом не годится. Что же, Редблад, неужели и вы не узнаете меня? — продолжал неизвестный, приступая к ним еще ближе.

— А-а! Дон Торрибио де Ньеблас! Вы здесь, в такое время! Как это могло случиться? — воскликнул метис, опуская свое ружье к ноге.

— Как видите, приятель, это я, но только не выкликайте так громко моего имени, это совершенно не нужно! Да вы, друзья мои, как я вижу, совсем не опасаетесь!

— Кто же мог ожидать, чтоб здесь, в пустыне…

— Вот именно в пустыне-то и следует всего ожидать и всего опасаться; к тому же ведь я предупредил вас, Матадиес, что увижусь с вами здесь.

— Да это правда, ваша милость, а у меня из головы вон.

— Хм! Что же, мне, видно, не доверяют? — пробормотал угрюмо Редблад.

— Если бы я не доверял вам, то разом покончил бы все расчеты с вами! — строго произнес дон Торрибио, — Но не в этом дело, а скажите мне, нашли вы какой-нибудь путь?

— Ни следа, что говорится! — ответил Редблад.

— А вы, Матадиес?

— Я также.

— К какому же вы пришли заключению?

— Да ни к какому, ваша милость, а вы? — спросили они, теснясь все ближе и ближе к нему.

— Я того мнения, что на асиенду ведет не один путь, а несколько, и что все они существуют и теперь, но только искусно замаскированы.

— Хм, да, замаскированы, — это мило, нечего сказать! насмешливо пробормотал Редблад.

— Увидите! — строго произнес дон Торрибио. — Я берусь вскоре доказать это вам и Матадиесу.

— А что касается меня, то убедить в этом не трудно; для всякого, кто не так глупо суеверен, как mi compadre Редблад — это несомненно и ясно, как Божий день.

— Ей-ей, товарищ, ведь вы не дон Торрибио, говорите получше обо мне!

— Да я не хочу говорить о вас дурно, compadre, я только удостоверяю факт, что вы до крайности суеверны, сердечный друг мой, да к тому же голова ваша полна всякого рода баснями, от которых можно стоя заснуть, и в которые вы верите, как в Бога, это знают все! Я же, со своей стороны, утверждаю, что должны существовать пути, ведущие на асиенду, если не наружные, то скрытые, подземные, какие-нибудь подземелья, ходы вполне удобные, ведущие внутрь асиенды и имеющие один или несколько выходов наружу, где-нибудь у подножия горы.

— Да, в этом может быть доля правды! — согласился метис Редблад, невольно сознавая вероятность этого разумного предположения.

— Все это безусловно верно! — решающим тоном подтвердил дон Торрибио. — Надо только найти эти выходы; их следует искать именно у подошвы этой горы.

— Да, да — но дело это далеко не легкое, вот в чем штука; уже три месяца, как я здесь караулю, шарю, обнюхиваю каждый камень и каждый куст, — и все напрасно! — сказал Матадиес.

— Я могу сказать то же самое, — подтвердил в свою очередь Редблад, — хотя добивался правды иным путем, чем вы, compadre.

— О, в этом я не сомневаюсь, — иронически согласился Матадиес, — но в эту ночь, я почти уверен в том, что мы что-нибудь да откроем из этих тайн.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил его дон Торрибио.

— Ш-ш! Вы ничего не слышите? — осведомился он, прислушиваясь. — Как будто что-то шевелится там в кустах, мне послышался шорох.

Они тоже прислушались.

— Нет, вы, вероятно, ошиблись! — сказали они в один голос.

— Возможно, но мне показалось, что я ясно слышу шум! Впрочем, мы увидим…

— Что же именно заставляет вас надеяться, что сегодня мы не проболтаемся здесь задаром?

— А вот что; перед закатом солнца, мимо меня проехали несколько всадников, направлявшихся в эту сторону. Куда же они могли ехать, если не на асиенду?

— Да, очевидно, они едут сюда.

— Я последовал за ними в некотором отдалении, так, чтобы не быть замеченным, и видел своими глазами, как они скрылись в этом лесу.

— Они были верхами?

— Ну, да! Очевидно, что им известны какие-то тропы, которых мы не знаем.

— А давно вы покинули их след?

— Да минут тридцать-сорок, не более!

— Но в таком случае они должны быть недалеко и, вероятно, скоро будут здесь.

— Конечно; вот потому-то мне и показалось, быть может, что я слышу какой-то шорох… да вот — слышите вы? — на этот раз шум был довольно явствен.

— Очевидно, они ничего не опасаются, потому что не принимают никаких предосторожностей, хотя не редко бывает лучшей предосторожностью вовсе не прибегать ни к каким предосторожностям. Однако, смолкнем на время и будем повнимательнее следить за ними, и будь я не Матадиес, если мы не увидим чего-нибудь любопытного!

Этот Матадиес был парень лет тридцати, худой и сухой, как жердина, саженного роста с красно-кирпичным цветом лица, неправильными резкими чертами и быстрыми маленькими, узкими глазками, серыми и живыми, вечно смеющимися, с хитрым лукавым выражением. Крупный крючковатый нос, напоминавший клюв хищной птицы, свешивался над широким ртом с узкими бесцветными губами и двойным рядом мелких, ослепительно белых зубов, острых и частых, как у гиены. Ловкий, проворный и легкий, как пантера, цепкий, как обезьяна, одаренный исключительной физической силой, хитрый, лукавый и свирепый, как настоящий апач, он представлял собой довольно любопытный тип. К тому же он был отчаянный игрок и за деньги готов был на все. Сварливый и неуживчивый, он во всякое время, не задумываясь, хватался за нож, вследствие чего и получил свое прозвище Матадиес; настоящее же имя этого человека было Хосе Камот; родился он в Уресе, тогдашнем главном городе Соноры.