След торпеды - [132]

На душе Маркова было неспокойно, и дело вовсе не в том, что обстановка осложнилась, — в море такое случается нередко. Тут другое: район, прилегающий к островам, сложный. Мичман Капица рассказывал, что еще в бытность его на «Беркуте» во время поиска подводной лодки в этом районе ему пришлось очень тяжело: эхо отражалось от камней, создавались какие-то посторонние шумы, и он; никак не мог установить надежный контакт с подводной лодкой. «Понимаете, Игорь Андреевич, я засек лодку, выдал о ней данные, и командир собирался атаковать ее, но контакт вдруг исчез. Если бы вы знали, как мне было не по себе! Как я злился! Весь экипаж корабля — как натянутая струна, а лодка от нас ушла. Тут и слезы могут на глазах появиться. Слышу шум винтов, а понять никак не могу — то ли подводная лодка, то ли косяк рыбы, то ли камни…»

Марков стоял на мостике. Ветер колол лицо, но капитан 3-го ранга упрямо смотрел на темное белопенное море. Берег остался по левому борту, и корабль вышел на фарватер. Вдали проплыл белый огонек сейнера.

«Пусть ловят рыбку, а мы возьмем акулу», — подумал Марков. Он знал, сердцем выверил, что в каждом дозоре свои глубины и отмели. Но ему подавай только глубины.

Вахтенный офицер доложил, что командира просит на связь берег. Марков услышал голос радиста:

— «Барс», я — «Стрела». Передаю для вас сигнал «Дельфин». Как поняли? Прием.

Марков ответил, что «все понял, сигнал принят к исполнению». И тут же задумался: сигнал «Дельфин» означал, что в районе, где находился «Алмаз», может появиться подводная лодка.

— Опять эта лодка, — негромко ругнулся Марков, и хотя сообщение не обрадовало его, он виду не подал. Но, поразмыслив, он вдруг отчетливо понял, что сама судьба послала ему эту злосчастную подводную лодку, и если он обнаружит ее, если акустики сумеют держать с ней надежный контакт и если, наконец, он заставит лодку всплыть, значит, комбриг расценит срыв в том памятном дозоре как нелепую случайность. Впрочем, подумал Марков, надо ли ворошить прошлое, если появилась новая возможность доказать, на что ты способен?..

Корабль взял курс на норд, и Марков услышал доклад вахтенного акустика: эхо, пеленг… дистанция…

Капитан 3-го ранга насторожился. Неужели лодка? Сейнер еще не скрылся на горизонте! Он схватил микрофон и сердито запросил пост акустиков:

— Кто на вахте? Вы слышите, мичман?

— Матрос Егоров, — доложил Капица.

— Какая лодка? — сорвалось с губ Маркова. — Вы уверены, что это лодка? Может быть, эхо от сейнера? Вы слышите, мичман? Я прошу, проверьте.

Марков выглянул из-за козырька ходового мостика. От холода покалывало лицо.

— Перестраховался акустик. Вы зря так близко к сердцу приняли его доклад, — доложил помощник, поднявшийся на мостик.

— Благодарю за сочувствие, — пробурчал капитан 3-го ранга. — Хотя, если говорить напрямоту, меня возмутил не столько ошибочный доклад, сколько то равнодушие, с каким матрос реагирует на мои замечания. Вы этого не заметили?

Лысенков никогда не уходил от острых вопросов. Он был прям, честен и даже если в чем-либо сомневался, не скрывал этого от командира.

— Равнодушие у матроса Егорова? — переспросил помощник. — Извините, что-то этого не заметил. Вот хотя бы такая деталь. Однажды на причале матрос с соседнего корабля на гитаре исполнял какую-то мелодию. Егоров долго слушал, а потом в кубрике взял гитару и попробовал сыграть эту мелодию. Не получилось! И вы думаете, он бросил гитару? Нет, не бросил, бренчал, пока не наиграл мелодию.

— А море «читать» не научился, — усмехнулся капитан 3-го ранга.

— Видно, оно дается ему с трудом, — вздохнул помощник. И тут же добавил, что матросу сейчас трудно. Жена к нему приехала.

— Что, разве у одного Егорова любимая? — спросил не без раздражения Марков. — У нас ведь тоже семьи. Жены, дети…

— Мы командиры, и этим все сказано, — возразил помощник.

— Да, с нас спрос большой, — согласился Марков. — Но я о другом… О чувстве ответственности. У каждого оно должно быть острым. А у Егорова оно притупилось…

— Товарищ командир! — раздался в динамике голос мичмана Капицы. — Эхо от подводной лодки. Егоров «вцепился» в нее. Я лично проверил. Ошибки нет.

— Лодка?! — встрепенулся Марков. — Молодец, мичман! Держите надежный контакт. Ясно?..

Услышав доклад акустика, помощник взглянул на прибор. Перо рекордера чертило тонкую линию.

— Как запись на рекордере? — спросил командир.

Капитан-лейтенант доложил: эхо четкое. Безусловно, это подводная лодка.

Марков вдруг ощутил прилив свежих сил, его охватило вдохновение: лицо просияло, сросшиеся брови застыли, а в глазах горели светлячки. «Значит, так, — подумал капитан 3-го ранга, — не дать лодке уйти, атаковать!»

Марков заглянул к штурману. Лейтенант Руднев, расстегнув ворот рубахи, склонился над картой, разложенной на маленьком узком столике, и что-то высчитывал. Его порозовевшее, как у девушки, лицо сосредоточенно, в карих глазах светлячки. Сжав тонкие губы, он торопливо чертил карандашом. К командиру он стоял спиной и не видел его. А Марков не сразу шагнул в рубку, давая возможность штурману проложить курс противника. Руднев — старательный, дело свое знает, морские карты читает как книгу. К любому походу готовится тщательно. Вот и в этот раз он детально изучил маршрут дозора — район плавания. «Бой на море есть сочетание огня и маневра, — как-то говорил Руднев. — А маневр рассчитывают командир и штурман совместно. И ничего в походе не бывает таким болезненным, как ошибка. Я боюсь ошибок, потому что не хочу полагаться на авось».