След памяти - [23]

Он вспомнил игуан, лающих и лениво ползающих по ступеням музея. Различие между скрытым и явным содержанием сна перестало иметь значение, так же, как и разница между действительностью и сном. Фантомы из видений незаметно перешли в реальность, воображаемый и истинный ландшафты теперь стали неразличимы, как если бы это были Хиросима, и Освенцим, Голгофа и Гоморра.

Скептически подумав о лекарствах, он сказал Бодкину.

— Лучше дайте мне будильник Хардмана, Алан. Или напомните, чтобы я принял на ночь фенобарбитон.

— Не нужно, — кратко ответил Бодкин. — Если только не хотите, чтобы сила впечатления удвоилась. Единственное средство, которое может поставить преграду на пути видений, это сознательный контроль. — Он застегнул на голой, без рубашки, груди свою шерстяную куртку. — Ведь это не настоящий сон, Роберт, это древняя историческая память, и возврат ее — миллионы лет. Какие уж тут барбитураты!

Врожденный механизм, проспавший в вашей цитоплазме много миллионов лет, проснулся. Повышение уровня радиации солнца и температуры воздуха влекут нас назад, к спинному мозгу, к поясничному нерву, в древние моря, в особую область психологии — в невронику. Это всеобщий биофизический возраст. Мы на самом деле помним эти древние болота и лагуны. После нескольких ночей эти кошмары перестанут пугать вас, ужас от них поверхностен. Именно поэтому Риггс и получил приказ вернуться.

— Пеликозавр?.. — уточнил Керанс.

Бодкин кивнул.

— Впрочем, они не восприняли мои слова всерьез, так как это было не первое мое сообщение.

На лестнице, ведущей к камбузу, послышались шаги. Дверь энергично распахнул полковник Риггс, гладко выбритый и позавтракавший.

Он дружелюбно махнул им дубинкой, рассматривая груду, немытой посуды и своих подчиненных, раскинувшихся в креслах.

— Боже, что это за свинарник! Доброе утро. Нам предстоит занятный день, поэтому давайте посидим и поболтаем за столом. Я назначил отъезд на завтра на двенадцать часов, так что уже к десяти утра все должно быть погружено на борт. Я не собираюсь тратить ни капли лишнего горючего, поэтому будьте аккуратны. Как вы, Роберт?

— Превосходно, — коротко, не вставая, ответил Керанс.

— Рад слышать. Выглядите вы несколько вяловато. Хорошо. Если вы хотите взять катер, чтобы привезти свои вещи из Рица…

Керанс слушал его автоматически, глядя на величественно поднимающееся солнце. Теперь их разделял тот бесспорный факт, что Риггс никогда не видел снов, не ощущал их притягательную силу. Он все еще подчинялся прежним правилам и логике, все еще жил в прежнем, потерявшем всякое значение мире, вооруженный пачкой никому не нужных инструкций, как рабочая пчела перед возвращением в улей. Через несколько минут Керанс уже совершенно игнорировал слова полковника, прислушиваясь только к непрерывному барабанному бою в ушах, полуприкрыв глаза, так, чтобы можно было видеть сверкающую пятнистую поверхность лагуны.

Сидевший напротив него Бодкин, казалось, делал то же самое, скрестив руки на животе. Сколько раз во время их прежних бесед он в действительности был в миллионах миль отсюда?

Когда полковник направился к выходу, биолог последовал за ним.

— Конечно, полковник, все будет готово вовремя. Спасибо за напоминание.

Катер с полковником двинулся к лагуне, а Керанс вернулся в свое кресло. В течение нескольких минут двое мужчин смотрели друг на друга через стол; по мере того, как поднималось солнце, все больше насекомых начинало жужжать по ту сторону проволочной сетки. Наконец Роберт заговорил:

— Алан, я не уверен, что захочу уйти вместе со всеми.

Не отвечая, Бодкин извлек сигарету. Он зажег ее и принялся спокойно курить, откинувшись в кресле.

— Знаете ли вы, где мы находимся? — спросил он после паузы. — Каково название этого города?

Когда Керанс отрицательно покачал головой, Бодкин пояснил:

— Это Лондон. Любопытно, что я здесь родился. Вчера я поплыл к старому зданию университета и нашел лабораторию, в которой работал мой отец. Мне было шесть лет, когда мы уехали отсюда. Хорошо помню, что здесь существовал планетарий, и я был в нем на одном сеансе, еще до того как вышел из строя проектор.

Его большой купол до сих пор заметен, хотя и находится в двадцати футах под водой. Он похож на огромную раковину. Интересно: когда я смотрю на купол сквозь толщину воды, мое детство кажется мне совсем близким. По правде говоря, я почти совсем забыл его — в моем возрасте и у вас будет множество воспоминаний. Когда мы уйдем отсюда,' наша жизнь станет совсем кочевой, а ведь тут остается тот единственный дом, который я когда-либо знал именно как родной дом… — Он внезапно замолчал. Выглядел он бесконечно уставшим.

— Продолжайте, — спокойно предложил Керанс.

6. Затопленное судно

Два человека быстро двигались по палубе, беззвучно ступая мягкими подошвами ботинок по стальным плитам. Белое полуночное небо нависло над темной поверхностью лагуны, в нем, как спящие корабли, неподвижно стояли группы облаков. Низкие звуки ночных джунглей стелились над водой: изредка бормотала обезьяна или вскрикивали что-то в своих гнездах игуаны, моментально исчезая, когда волны ударяли о скошенные борта понтона, на котором была смонтирована экспериментальная станция.