След на золотом песке - [18]

«Ниву» Малыш обнаружил рядом с местным рынком. Не старая на вид, с родной еще, по всей видимости, краской, а значит, и все остальное должно быть в норме. Покрутившись вокруг да около, он понял, что эта стоянка не стала еще платной, а значит, не охраняется. Машину можно попробовать взять. «Странно, не могут такую стоянку, у рынка, сделать платной. Лопухи! — усмехнулся он про себя, смело подходя к машине. — А вдруг она на сигнале? — мелькнуло у него в голове. — А черт с ним, тут столько народу мотается, успею затеряться, подумают, что сработала случайно».

Открывать машины Малыш умел мастерски. Никто не успел заметить, как он сильным, незаметным со стороны движением выдавил с помощью железки окошко в кабине и, сунув руку внутрь, открыл дверцу. Сигнала не было, «Нива» была в его распоряжении. «На следующую свою машину хозяин обязательно поставит сигнализацию, — подумал Малыш, выводя машину со стоянки. — Будет благодарен мне за науку».

Он проверил наличие бензина и решил, что надо заправиться. Отъехав немного, вышел, проверил, что в багажнике. Там были в основном продукты. Видимо, какой-то сельский житель приехал в город затариться на неделю тем, чего не было в его селе. Нужна была канистра и запаска. Оставалось надеяться на то, что при заправке он сможет если не найти сразу нужное, то хоть узнать, где это можно приобрести.

— Нет проблем, у меня тесть ремонтом занимается, он все подберет, — сказал ему парень на заправке, когда Малыш обратился к нему с вопросом. — Тут езды три минуты.

Заправка была недалеко от островка частных домиков. Там, во дворе одного из них, и приспособился тесть этого парня чинить машины. Нашлась у него запаска для «Нивы», и канистра нашлась, так что через полчаса у Малыша уже было все необходимое, чтобы отправиться в дорогу. В багажнике «Нивы» было полно продуктов, в основном консервы. Прикупив кое-что еще, Малыш поехал за старичками.

— Ну как клиенты? — спросил он у пузыря-дежурного в сауне. — Не баловались, привести девочек не требовали?

— Нет, — пожал плечами дежурный. — А что, мы и это можем за бабки. Нам все равно, старики или молодые. А кто они вообще?

Малыш поманил его к себе пальцем и прошептал на ухо:

— Воры в законе. Теперь, если им понравилась твоя сауна, можешь идти на пенсию. Заберут и ни копейки не заплатят. А будешь выступать, отправят на тот свет вместе со всей семьей.

Пузырь оторопел от услышанного. Потом так же шепотом ответил:

— Так она же не моя, я тут подрабатываю только.

Было видно, что он всерьез принял все услышанное от Малыша и уже по-другому смотрел на стариков.

— Как парок? — спросил с усмешкой Малыш.

— Ерундовый, — сплюнул Алексеич. — В деревенской, что топится по-черному, в сто раз лучше.

— И давно ты в деревенской парился? — не унимался Малыш.

— Давно, — сразу поник Алексеич. — Не помню уже.

— Ав нормальной, в простой городской бане?

— Тоже давно.

— Надеюсь, всех насекомых смыли?

— Да иди ты! — Алексеич по-настоящему обиделся. — У меня их отродясь не было, даже когда пацаном был в послевоенное время.

— Машина подана, садитесь, — Малыш указал на «Ниву». — Поедем с комфортом.

Старики сели в машину на заднее сиденье, притихли. Но Малыш видел, что им пошло на пользу пребывание в сауне. Они остались довольны, несмотря на брюзжание Алексеича.

— Ну что, Сусанин, давай рассказывай, куда надо ехать, — крикнул Малыш Алексеичу.

* * *

В зоне его все звали Сивый, хотя он Сивым не был, а был просто седым. Зубы у него наполовину выпали сами, а наполовину были выбиты в многочисленных потасовках. Прокуренный самым дерьмовым отечественным табаком, сморщенный, словно выжатый лимон, он таял на глазах, подхватив на третьем году отсидки туберкулез. Причем в такой форме, что тюремным врачам сразу стало понятно: крышка, нечего и лекарства тратить зря. Но все равно его перевели на отдельную территорию, где отбывали наказание такие же, как он, на работу не посылали, паек соответствовал положенному больничному.

Сивый был далеко не дурак, хотя образование имел два класса, все остальное хватал уже по тюремным камерам. Он тоже понял, что ему хана. И приуныл, а ведь до этого был одним из самых веселых зэков.

— Е-мое! — говорил он когда-то, смоля бычок, оставленный ему более зажиточным зэком. Ему всегда оставляли за те байки, что он травил. — Вот отсижу, выйду, возьму себе бабу килограммов под сто весу, чтобы как на слоне поездить, и заживу!

Все вокруг хохотали, представив этого сморчка верхом на бабе под сто кило.

— А что? — не унимался Сивый. — Я мужик что надо, у меня еще и дети могут быть.

А теперь Сивый понял, что ни детей, ни бабы под сто кило ему уже не дождаться, через полгодика ему вообще уже ничего не будет нужно, кроме грубо сколоченного в тюремных мастерских гроба. И он кинулся в другую крайность, стал вдруг таким набожным, что все диву давались, хотя и понимали, что любой из них, постигни его подобная участь, тоже бросился бы искать спасения у Бога, в существование которого и не верил.

Единственным собеседником, с которым Сивый мог говорить часами, был священник, отец Александр. Он внимательно слушал то, что говорил ему Сивый, не боясь заразиться от больного палочками Коха, ни разу не прервав его. И возможно, именно за это терпение в конце концов отблагодарил его зэк Сивый.