След мустанга - [101]

И это еще не все. Даже когда мы установим убийцу, мы ничего не сможем с ним сделать. Потому что индейца будут судить сами индейцы. Ну да, допустим, мы его установили, арестовали и передали на суд вождя. Хорошо, если это убийство окажется не первым для задержанного. И даже не вторым. Потому что только за третье они приговаривают его к смертной казни. И после вынесения приговора он еще год может жить в семье. Ну, видишь, какую свинью ты нам подложил?

Однако Сол Грубер, казалось, не слышал речи маршала. Он неотрывно смотрел на раненого, что лежал на стульях, составленных в ряд у стены.

Его черные прямые волосы свисали почти до пола. Лицо было пепельно-желтым, ястребиный нос заострился и побелел на кончике.

— Кто это? — спросил Грубер.

— Дженкинс, он был моим помощником, — брезгливо поморщившись, сказал Томас Мерфи. — Переметнулся к Форсайту. Пусть скажет спасибо судье Бенсону. Я бы не стал перевязывать предателя.

— Он в сознании? — Грубер повернулся к Бенсону, и судья помотал головой. — Жаль. Мне надо кое-что у него спросить.

— Спросите завтра. Рана не смертельна. А метисы — живучи.

— Метис Дженкинс? — Грубер подвинул стул и сел рядом с раненым. — Очень интересно. В девяносто первом году в Арканзасе орудовала шайка конокрадов. Угоняли лошадей и мулов со строительства моста. По дюжине за ночь, как по расписанию. Только подвезут новых лошадей, наутро погонщики снова замечают пропажу.

Стройка остановилась, потому что некого стало запрягать в телеги с лесом и цементом. Наконец, на рынке в Коффивилле был задержан некий Дженкинс с десятком мулов со стройки. На допросах молчал, сообщников не выдал. Получил три года и сбежал во время перевозки.

Я читал приговор. Оказывается, родственники по материнской линии, индейцы чокто, требовали, чтобы Дженкинса выдали им, на их внутренний суд. Но судья решил, что конокрадство для индейцев не преступление, а образ жизни, поэтому вряд ли их вердикт будет достаточно суровым. Вот Дженкинса и отправили отбывать срок в далекий Иллинойс. Куда он и не доехал.

Кстати, мост так и не построили. В том месте наладили паромную переправу. Знаете, как звали хозяина паромной компании? Гек, вам опять не понравится то, что я скажу. Его звали Скотт Форсайт.

— Сол, ты приехал, чтобы разбивать мое сердце, — вздохнул маршал. — Сначала плохие новости. Потом отвратительные.

Он поморщился, пытаясь почесать спину:

— Забыл отлепить примочку, теперь будет досаждать весь день…. Бенсон, может быть, мне обратиться к шаманам? Говорят, они умеют изгонять пули.

— Обратитесь к Форсайту, — посоветовал Грубер. — В его аризонском доме живет некая мисс Джонсон, дочь известного шамана Воточаки. И сам Воточака проживает неподалеку, он охотно вас примет.

— Где ты все это откопал? — горестно вздохнул Даррет. — И почему ты не докопался до чего-нибудь полезного? Например, до финансовых махинаций. Или хотя бы до трупа.

— Труп? Вы получите его, когда заговорит Дженкинс.

— Сомневаюсь я, что он заговорит, — сказал Даррет. — Не выдал в прошлый раз, не выдаст никого и теперь. Порода такая.

— О, Гек, люди меняются. Только законченные идиоты всю жизнь остаются идиотами. А тот, у кого осталась хоть капля разума, старается не наступать второй раз на дурно пахнущую кучу. Воровать лошадей со стройки и убить человека из влиятельной семьи — разные вещи. Очень разные. Даже не с точки зрения уголовного права. А с точки зрения кровной мести.

Убийце Скилларда не помогут никакие адвокаты. С ним будут разбираться не в зале суда. И вряд ли он захочет брать все на себя. Тот, кто убил Скилларда, просто выполнил чью-то волю. Почему же он должен страдать один? Почему истинный виновник гибели инженера должен наслаждаться свободой и богатством?

— Ты снова вешаешь все на Форсайта?

— Я молчу. Говорить будет Дженкинс. Мистер Бенсон, как вы полагаете, мы довезем его до суда?

Бенсон не успел ответить, потому что Чокто Дженкинс открыл глаза и произнес:

— Я узнал тебя по голосу, землемер.

* * *

Грубер держал на коленях блокнот. Его карандаш поскрипывал, оставляя бледные строчки, лишь отдаленно напоминающие соединение букв. Прочесть записи смог бы только сам Грубер — и то, если примерно вспомнит, о чем они.

Торопливость его, однако, была неуместной. Потому что Дженкинс говорил медленно, с долгими остановками, и у Грубера было время даже на то, чтобы подчеркивать некоторые его фразы, а кое-какие слова обводить рамками.

— Я Вашингтон Дженкинс, по прозвищу Чокто. Я подговорил индейцев Красного Когтя, чтобы они выкрали инженера. Мистер Форсайт дал мне за это двадцать долларов. Еще пятьдесят он пообещал дать после смерти инженера.

Он не приказывал мне убить его. Говорил, что индейцы все сделают сами. Но они отпустили его живым, и он вернулся в поселок. И тогда мне пришлось самому его убить. Я убил его. И еще я убил троих ковбоев, которые его охраняли.

— Зачем ты это сделал? — спросил судья Бенсон.

— Я же говорю, мне приказал мистер Форсайт. Он мой хозяин. Он освободил меня из тюремного вагона. Он мог сдать меня полиции, если б я не подчинялся ему. И еще — он мне заплатил.

— Хорошо, а ему зачем это было нужно?