След кайова - [27]

— Ты его знаешь?

— Не хочу знать. Но однажды в Колорадо я слышал, что он был где-то рядом. — Мегари спустился с платформы и неторопливо направился через улицу. Подойдя к веранде, он спросил: — Знаешь, какие у него контакты? Любой труп с дыркой от пули… любой из тех, кого он собирался достать… и получить за него свои деньги.

Мое внимание снова перешло на всадника. Убив двух подонков, расправившихся с Сазертоном, я выполнил свой долг, мстя за смерть моего друга и работодателя. В этой стране принято защищать каждого члена команды, в которой ты работаешь. Датчанин представлял собой совсем другое, и я собирался приказать кому-нибудь прикончить его или сделать это сам.

Он должен был умереть, и умереть немедленно, поскольку мы могли никогда его больше не увидеть… но он наверняка не потерял бы нас из виду. Один за другим мы отправлялись бы на тот свет. Этот киллер опаснее команчей.

Может, он еще не знает, что мы здесь? Скорее всего. Неожиданно для себя он попался в ловушку.

Теперь его уже можно было хорошо разглядеть. Хобак оказался старше, чем я думал. Выглядел на пятьдесят или даже больше. Невысок, с худым угловатым лицом и очень холодными, колючими глазами.

Он подъехал к салуну, спешился, привязав мула к бревну, оглядел нас и вошел в зал.

Мегари зашевелился за моей спиной.

— Кон, мне нужно поговорить с Фланаганом, — шепнул ковбой. — Он хочет связаться с диспетчером и попытаться что-нибудь узнать.

Когда я вновь вошел в салун, Хобак стоял у стойки бара. Его обрез висел за спиной прикладом вверх на уровне плеча, а ствол свободно покачивался около правой руки. Я впервые видел, чтобы ружье носили таким способом.

Он стоял полуразвернувшись, так, чтобы не подставлять спину выстрелу из-за двери. Я подошел к бару и пристроился к нему почти вплотную, стараясь не дать возможности воспользоваться оружием.

Нет смысла лукавить с подобными людьми, и я предпочел действовать напрямик.

— Хобак, — начал я без обиняков, — тебе не встретились два парня на холмах неподалеку отсюда?

Он заморгал глазами, когда я назвал его по имени, но ответил:

— Никого не видел.

— Надеюсь, что так, потому что, если ты убил их, у тебя нет шанса. — Ужас, подобно духу мертвого всадника, всегда появлялся раньше этого человека, и он привык к такому приему. Датчанин попытался что-то объяснить, но я не дал ему продолжить. — Мне известно, кто ты такой, Хобак, как зарабатываешь на хлеб и что здесь делаешь. Теперь послушай меня. Тебе платят независимо от того, кто прикончит твою жертву. Мы будем играть по твоим правилам. Если, не важно по какой причине, погибнет хоть один из моих парней, мы посчитаемся с тобой. Я сам выслежу и прикончу тебя, как ты поступаешь с другими.

Стоя у двери, Батери Мэйсон едва переводил дух, а бармен незаметно ретировался в самый дальний угол. Но Билл Хобак потерял уверенность. Не давая ему ни ответить, ни прийти в себя, я почти касался его левым боком, и он не мог поднять ствол ружья или даже свою правую руку, не уткнувшись в меня. Его левая рука лежала на стойке бара.

Он вспотел и не спускал с меня своих полных нескрываемой ненависти глаз.

— Ты Кон Дюри? — спросил он.

— Да, Датчанин, я — Кон Дюри. Тебе, наверное, говорили, что часть жизни я провел у апачей, так что прочту твой след на плоском камне и найду его по запаху.

Он подался вперед, пытаясь выиграть пространство, но я двигался вместе с ним.

— У тебя нет оснований наезжать на меня, — возмутился он. — Я ничего не сделал.

— И не сделаешь! — И тут у меня в голове родился план. — Примерно через полчаса здесь будет поезд, направляющийся на восток. Мы отправим тебя за границу.

— Как бы не так, — ответил он. — У меня…

Я ударил его в лицо, и он потерял равновесие. Его правая рука молниеносно потянулась назад, к обрезу, и его ствол взметнулся вверх быстрее, чем кому-либо удавалось вытащить револьвер. Левой рукой он перехватил ствол — я не предполагал, что такое невероятно быстрое движение вообще возможно. Однако я не уступал ему в скорости, и не успело его ружье подняться, как я отбросил ствол в сторону. Находись я на пару футов дальше, он сделал бы из меня решето. Теперь же ружье безобидно выстрелило, наполнив небольшой зал громоподобным гулом, и я снова ударил Хобака.

Мой правый кулак угодил ему в челюсть, и он растянулся на полу. В прыжке я ногой выбил ружье из его рук. Он лежал, вытаращив на меня глаза, кровь струилась из разбитой губы.

Рукоятка его револьвера торчала из-за пояса, а рука лежала неподалеку. Я стоял и ждал. Мой кольт оставался в кобуре.

— Попробуй, — сказал я. — Давай, попробуй сделать это!

Он оказался не тем бойцом, с которым я предпочел бы помериться с силами. Может, Датчанин был быстрее и точнее любого из нас, но открытый, честный бой был явно не его конек. В какое-то мгновение я подумал, что ярость заставит Хобака вытащить револьвер, но оно прошло, и его мышцы постепенно расслабились. Убийца из засады, убийца наверняка, не собирался рисковать своей жизнью.

— Мегари, — крикнул я, — скажи Фланагану, что у нас пассажир на проходящий поезд, пассажир, который поедет в вагоне для скота. — Датчанин лежал, приподнявшись на локте, и ненависть ко мне кипела в его груди. — Возьми у него револьвер, Мэйсон. Потом пойди и проверь его вещи. Мы заплатим ему, но отсюда ему придется уехать без них.