След черного волка - [5]

– Целый обоз! – возбужденно докладывал он Лютомеру и сбившимся в кучу бойникам. – Людей с три десятка да саней столько же!

Три десятка и с обозом – это уже почти войско по здешним пустынным местам. Не за дровами мужики. Лютомер огляделся. Берег Рессы здесь был невысок, и бойники могли на лыжах уйти в заросли, но как быть с лошадью и санями? Лютомер мотнул головой, и двое парней повели лошадь за ивы. Лютава, подобрав повыше подолы, торопилась за ними, стараясь идти по следам саней и все равно проваливаясь. У нее тоже имелись лыжи, но она редко ими пользовалась, и сейчас они лежали в санях среди поклажи.

Стая находилась уже на своей, угрянской земле, и встречный обоз мог не нести никакой опасности, но Лютомер из осторожности не хотел показываться всем подряд. Через пару мгновений стая исчезла, будто растворилась. Среди зимних зарослей их белые кожухи и серые волчьи шкуры не бросались в глаза. Их присутствие могли бы выдать следы, но на несвежем снегу трудно было определить их давность.

Спрятанная за двумя-тремя близко растущими толстыми ивами, Лютава прижималась к лошади, готовая зажать морду, если вздумает ржать. И сама на нее опиралась, поскольку удерживать равновесие в глубоком снегу, перемешанном с ветками и высокой травой, было нелегко. В черевьи набьется, чулки промокнут…

Сквозь ветви ей было плохо видно реку, и она завидовала побратимам, которые сейчас лежат гораздо ближе, держа наготове луки. Лютомер тоже был где-то там, впереди, и она вытягивала шею, безнадежно стараясь рассмотреть его через гущу зарослей.

Было безветренно, и вскоре она сама расслышала приближение чужого обоза: скрип снега, позвякивание упряжи, фырканье лошадей.

И вдруг поблизости кто-то свистнул. На реке послышались возгласы, шум движения. А потом Лютава услышала, как кто-то, не скрываясь, продирается сквозь снег и заросли на лед.

Она отодвинулась от лошади и выглянула из-за ивы. Лютомер, с опущенным луком в руке, уже вышел на открытое пространство и помахал кому-то впереди.

– Здоров же будь, стрый Богорад, вовек живи! – крикнул он.

Услышав это имя, Лютава побежала за братом. И успела встать рядом с ним как раз тогда, когда из-за саней вышел Богорад – двоюродный брат их отца, князя Вершины. Его лицо выражало разом изумление, недоверие и облегчение.

– Услышали, видать, боги вопрошания наши! – воскликнул тот. – А я за тобой посылал!

Бойники дружно выходили на лед из своей засады, спутники Богорада тоже собирались толпой, приветствуя их. Гудели голоса: все это были знакомые лица – Ратиславичи и кое-кто из соседей, составлявших князеву дружину во время зимних обходов.

– Что случилось? – Лютомер подошел к родичу. – Ты чего здесь лазишь, дядька?

– Как – чего? А в гощенье-то кто пойдет – Сивый Дед?

– Гощенье! – Лютомер хлопнул себя по лбу, потом опустил руку и посмотрел на Богорада. – А что, отец… совсем плох?

Богорад только махнул рукой и сел на сани.

– Слушай, что у нас деется…

Лютомер мигнул своим, и отроки, сбросив лыжи, полезли в кусты за хворостом. Развели костер, чтобы не холодно было беседовать, поставили в круг четверо саней. Богорад рассказывал, как с Вершиной во время Корочуна приключился припадок, о том, как тот жил после.

– А хвалиска-то сбежала! – добавил он в конце. – Вот перед тем, как мне в путь снаряжаться, взяла да и исчезла. И девчонку свою увезла, и челядь, и пожитки. Скотину только оставила. Толига с отроками ее увез куда-то. У нас, правда, бабы болтали, будто это… что Вершина ее того… – Он не решился сказать, что князь съел жену, но слухи шли именно об этом. – Но не мог же он за одну ночь пятерых уходить, и чтобы ни косточки не оставить!

– Не мог! – подтвердил Лютомер. – Та тварь, что в нем засела, не кости грызет, а сердце сосет.

– Что же делать? – Опираясь руками о колени, Богорад подался к нему. – Так всего и высосет?

– Нет. У сестры есть средство подсадку выгнать. – Лютомер кивнул на Лютаву. – Мы затем и едем.

– Что за сре… – начал Богорад, поглядев на Лютаву, и вдруг переменился в лице. – Постой, а ты здесь почему?

Он уставился на косу Лютавы, спускавшуюся из-под шерстяного платка на плечо. Было ясно, что княжеская дочь по-прежнему не замужем. И это после того, как ее еще осенью отослали на Десну – выходить за Бранемера! Но Богорад настолько привык видеть детей Велезоры всегда вместе, что сейчас, занятый другими заботами, не сразу сообразил: ее тут быть не должно!

– Ты что же, – нахмурив брови, родич посмотрел на Лютомера, – не довез сестру до жениха? Тебе же отец… – он невольно запнулся, поскольку теперь всегда при воспоминании о родиче-князе испытывал жуть, – ясный приказ отдал: везти ее к Бранемеру! Как ты решился родительский приказ нарушить?

– Не нарушил я родительский приказ. Привез сестру к жениху, как было велено. Только у них обычай такой…

– Такой обычай у дешнян, что всякий год молодая жена или дева княжеского рода в первозимье уходит в подземелье и там живет до Ладиного дня, – подхватила Лютава. – Разделяя самой Лады заточение, что у Велеса в плену томится. И было решено, что в этот год я пойду Ладе служить, а свадьбу до Ладиного дня отложим. И вот… – Она набрала побольше воздуху перед самым сложным, – как вошла я в подземелье, так мне тайное открылось. Узнала я, почему боги Бранемеру уже двенадцать лет детей не посылают. Узнала, что не на жене проклятие лежало, а на нем самом. Сглазила его мачеха, старого князя младшая жена. Хотела, чтобы Бранята бездетным умер, а после него все ее сыну Витиму досталось. Но я… я одолела бабку и сняла сглаз. И жена Бранемерова сразу же и понесла. Теперь я, даже если весной и выйду за него, княгиней уже не буду: Миловзора родом не хуже меня и сына родит первой. К тому же… к весне и дешняне могут проведать, что с нашим батюшкой приключилось. Кто тогда меня возьмет – испорченного отца дочь? Узнает муж об этих делах – домой отошлет с позором. Я позора себе и роду не хочу. Сперва исцелим батюшку, тогда и будем о свадьбах думать.