Славянский сокол - [71]

Намек и жест были откровенны, как пощечина. Сигурд понял все. Понял, кто повесил его людей. Конечно же, это сделал эделинг Аббио, а вовсе не франки по приказу короля Карла. И ему следовало не саксов утром вести против франков, а саксов подставить под франкские мечи, чтобы им сильнее досталось в меле. Выходит, Аббио молчать не стал, и не оставил дело без ответа. Его воины в курсе события и, может быть, именно они вчера участвовали в захвате несчастных. Только вот возникает другой вопрос: как эделинг догадался, что напали на него не франки, а даны? Он не должен был догадаться об этом. Одежда была подобрана соответствующим образом, доспехи и оружие проверены и подобраны. Тщательно выучены и отрепетированы перед самим герцогом франкские фразы. И, тем не менее, Аббио, слишком плохо знающий франкский язык, чтобы разобрать тонкости акцента, догадался. И даже устроил засаду возле тела убитого.

Впрочем, засаду он мог устроить, даже не зная еще, кто на него нападал. Франки своих погибших воинов закапывают в землю. Простые разбойники погибших товарищей бросают на подкормку хищникам. Только норманны[36] и некоторые из славян сжигают погибших. Да еще сами саксы. Но в данном случае Аббио был уверен, что это были не саксы. Своих он узнал бы по каким-то деталям, да и нет причины своим нападать на него. Он был уверен, что за телом убитого придут товарищи. Или норманны, или славяне. И они пришли. И погибли с честью. Но теперь Аббио пытается вину за их гибель возложить на Сигурда.

– Что ты хочешь сказать своими словами, воин? – герцог, хотя и заметил оскорбление, тем не менее, сделал вид, будто ничего не произошло. Когда надо, он умел и оскорбления глотать, хотя все внутри кипело от бешенства. – Или тебя так сильно по голове стукнули, что ты, сам не зная зачем, всякий вздор болтаешь?

– Видел ли ты, Сигурд, четверых повешенных около королевской дороги?

– Видел, – спокойно ответил герцог.

– Это я их вчера вешал, – сказал сакс со злой гордостью и с откровенным вызовом. – Хорошенько петлю завязывал, не данским морским узлом…

Хрустнули суставы с бешенством сжатого кулака Трафальбрасса. Посыпались в ладонь колечки разорванной кольчужной перчатки. Но никто этого не заметил. А сам Сигурд с кошачьей коварностью улыбнулся.

– Из тебя хороший палач. Если будешь искать работу, приезжай ко мне в Данию. Ты не останешься без заработка. У нашего короля есть приятная привычка – ради развлечения вешать недостойных слуг.

Воин, ожидавший обострения ситуации и даже стремящийся к этому обострению, был несколько обескуражен реакцией герцога. Он не понял намека Трафальбрасса относительно слуг и никак не догадался своим простым незатейливым умом, что кто-то посмеет считать королевским слугой эделинга вольной в его понятии Саксонии.

– Кого вы называете слугами короля Готфрида, герцог? – вмешался неожиданно один из рыцарей-саксов, держащий покалеченную руку на перевязи.

Очевидно, и этот рыцарь знает о происшествии, – догадался Сигурд, но улыбка с его лица не сошла.

– Тех, кто служит королю независимо от рода-племени.

Воин, начавший этот разговор, посчитал, что он и должен его продолжить.

– Не узнал ли ты, Сигурд, кого-то среди повешенных?

– Узнал, – просто сказал герцог. – Мы сегодня с королем Карлом, поздравившим меня с удачным выступлением в меле, подъезжали к ним вплотную. Одно лицо там было мне знакомо. Это норвег, служивший князю Годославу.

– Норвег князя Годослава? – переспросил сакс, откровенно растерявшись. Его обвинение рассыпалось от простых слов, и доказать обратное было невозможно.

– Да. Норвег. Он служил раньше у князя Годослава. Впрочем, я мог и спутать, норвеги, мне кажется, так похожи лицом друг на друга, что это не мудрено…

Сигурд олицетворял саму невинность.

Так бы это дело и кончилось, не окажись рядом Люта.

– А когда ты, герцог, видел норвегов в окружении Годослава? – спросил он, выступая из-за спин сакских рыцарей, что пришли сюда вместе с Сигурдом.

Голос Люта был так же невинен, как и голос самого герцога. Просто, казалось, славянин, которого выдал акцент, проявляет обычное любопытство. А понять вовремя, что перед ним не вагр, а бодрич, Трафальбрасс не сумел.

– Я встречался с Годославом не однажды и хорошо норвега запомнил. Он всегда был рядом с князем и занимал у него, надо думать, какую-то не последнюю должность.

– Норвег Годослава? – задумчиво, скорее, сам с собой разговаривая, переспросил рыцарь, задававший вопрос о слугах. – Это уже становится интереснее…

Лют понял, что Трафальбрасс начал очередную интригу, теперь уже откровенно направленную против его князя. И здесь, среди данов, вагров и саксов, вступиться за честь Годослава и доказать, что герцог лжет, мог только он один. Кровь ударила юноше в голову. Он заговорил, выкрикивая в волнении слова, понимая, что простому воину непозволительно оскорблять герцога, и, тем не менее, не имея сил удержаться.

– В окружении князя Годослава никогда не было норвегов. Ты, герцог, клевещешь на моего князя! Если тот повешенный и норвег по национальности, то служил он тебе, а не бодричам, и повешен был по заслугам. Это твоих людей повесили вместо тебя. Твое место вместе с ними, так и знай!