Славянский сборник - [14]

. Но г. Савельев-Ростиславич, как истинный гений, не струсил этого приговора, с которым согласны все здравомыслящие люди, и подарил его гордым презрением, которое выразил курсивом, восклицательными и вопросительными знаками в скобках. Да и странно было бы огорчиться г. Савельеву-Ростиславичу приговором г. Полевого, когда через страницу он мог привести мнение одного знатока истории о своей статье «Падение Пскова», что это – «живой отголосок простодушных летописцев наших, в изящной форме нашего времени, произведение, которое принесло бы честь самому Тьерри, если б он писал по-русски». Г-н Савельев-Ростиславич почему-то не почел за нужное сказать, кто этот знаток истории, который произвел его в русского Тьерри; но из выписки видно, что слова эти были напечатаны в «Маяке»:{34} Sic transit gloria mundi!..[6] Но ничего! г. Савельев-Ростиславич – человек не брезгливый на похвалы, из какой бы ямы ни шли они к нему… За них он сейчас же готов произвести в «знатоки истории» даже человека, который совершенно невинен в знании истории и которому совершенно бесполезно знание и того, что он действительно знает…

Одной только похвалы себе не решился повторить скромный г. Савельев-Ростиславич: это гимн, который накропал в честь его, Венелина, Аттилы и г. Морошкина какой-то московский виршеплет и который начинается так:

Напрасно все: ваш понят труд

И оценен великий гений!

Все толки мелочных суждений

Уж никогда не потрясут

Глубоких ваших умозрений!

а оканчивается так:

Хвала тебе, Венелин славный!

Ура! Морошкин-славянин!

Савельев, Руси православной

Неутомимый, верный сын!

Нет, ваша слава не затмится,

Ваш труд великий не умрет;

Им правда всюду водворится

И плод обильный принесет!{35}

Вот мы как! Ай-да наши! Молодцы!.. Но, боже мой, что с нами! Кажется, и мы впадаем в маяковский тон… Вот что значит чтение славянофильских книг…

«Библиотека для чтения» когда-то, по случаю спора между гг. Погодиным и Скромненко (Строевым), советовала новой исторической школе сразиться насмерть с шлецеровскою школою, чтоб окончательно порешить, которая из них права. «Но для этого трудного, важного, великого предприятия (сказано там же) юная историческая школа, кажется, еще слишком юна. Желаем ей расти не по дням, а по часам: ее будущность занимает всех любителей отечественной истории»{36}.

Г-н Савельев отвечает на это:

«Прошло десять лет, и вот юная историческая школа представляет шлецерианам уже не брошюрку, не статью, а целый том в семьсот страниц (,) с 1500 примечаний – основной вопрос решен на жизнь и смерть».

Как вам это покажется? А это не выдумано нами: это напечатано на CCXXVII странице «Славянского сборника» и списано здесь с возможною точностию!

Но, во-первых, с чего взял г. Савельев-Ростиславич, что слова «Библиотеки для чтения» относятся к нему? Тут явно говорится об исторической школе, основанной Каченовским, человеком умным, ученым, здравомыслящим, осторожным и уж совсем не славянофилом. Разве ученик его, г. Сергей Строев, говорил когда-нибудь и что-нибудь похожее на то, что утверждает г. Ростиславич, ученик и вместе соперник Венелина и г. Морошкина?.. Том в семьсот страниц – великая важность! Сочтите-ко число страниц в томах Тредьяковского – и ваша книга в семьсот страниц исчезнет в них, как ручеек в море. С 1500 примечаний – из которых, следовало бы прибавить, большая часть состоит или из площадной брани на шлецериан, или из указаний на страницы «Русского вестника», «Сына отечества», «Маяка», «Москвитянина» и других журналов!.. «Основной вопрос решен на жизнь и смерть» – верх хвастливого самовосхваления! Нет, г. Савельев-Ростиславич, вы слишком скоры: подождите, пока противники ваши сознаются побежденными и примут ваше мнение. Так побеждать, как побеждаете вы, очень легко и очень смешно: ведь китайский богдыхан считает же себя царем царей и, платя за английские товары китайскими товарами и китайским золотом, говорит же в своих манифестах, что рыжие варвары приносят ему с Запада дань, в изъявление их покорности владыке Небесной империи… Берегитесь, господа, обольщений своего кружка: в нем как раз уверят вас, что вы гений и что вы победили всех ваших противников, которые даже и не думали с вами бороться, а просто или смеялись над вами, или не обращали на ваше ратование никакого внимания. Кружок – вещь опасная: он может довести человека до жалкого донкихотства. Кружок и свет – две вещи разные; первый признаёт за достоверное, доказанное и несомненное то, над чем часто смеется второй, как над нелепостью. Живите в кружке, который вам нравится, – но заглядывайте и в свет, прислушивайтесь и к его суждениям, чтоб не впасть сперва в односторонность и исключительность, а потом и просто в нелепость. Исключительное и безвыходное пребывание в себе, или в приятельском кружке, или в приходе своего журнала – гибельно для человека. Ограничение себя одним и тем же, отчуждение от всего, что не мы и не наше, гибельно не только для частных лиц, но и для народов: вспомните Китай и Японию!

Мы не отнимаем у г. Савельева того, что принадлежит ему по праву: начитанности, эрудиции, трудолюбия, знания, даже дарования в известной степени; он владеет языком, и если б захотел держаться более приличного и спокойного тона, писал бы если не изящно, то литературно. Не будучи не только Тьерри, но и десятою долею Тьерри, г. Савельев мог бы сделаться полезным деятелем в сфере нашей исторической литературы и нашей исторической критики. Статьи г. Савельева: «Димитрий Иоаннович Донской, первоначальник русской славы»; «Падение Пскова»; «Царь Василий Шуйский»; «Критика на русскую историю г. Устрялова» (в нумерах 29, 30 и 31 «Литературных прибавлений к «Русскому инвалиду»«1837); «О необходимости критического издания истории Карамзина»