Славянорусский корнеслов - [63]

и bditi еще более сближаются буквенным составом своим.

Буде. Тоже есть ветвь от глагола быть. Ибо всегда в прежних грамотах вместо сего союза употребляли полный глагол, например: а будет поедешь ты мимо его, то заезжай к нему.

Будто. И сей союз произведен от быть, для изъявления не настоящего, но мнимого бытия или были.

Будка. Слово названо немецким потому, что и немцы маленькие домики или лавки называют bude. Я не знаю, откуда говорят они bude, но знаю, что наше будка произведено от глагола будить, потому что ночью во время пожара или иной какой тревоги, употреблялись в них трещотки; их треском будили спящих людей.

Бужду(будить), от быть.

Бы.Частица сокращена из глагола быть или было, как-то из многих других речей видно. Например, быть было значит быть бы.

Бываю.Ветвь от быть, значит быть многократно. Разнится употреблением, например, в речи я, бывало, часто хаживал к нему, нельзя вместо бывало сказать было; а напротив, в речи я чуть было не упал, нельзя вместо было сказать бывало.

Быпие, иначе зелень, зелие, злак, трава. Первые три названия даны траве по зеленому ее цвету; последнее же, вероятно, произведено от глагола рвать, отрывать; поскольку трава удобнее всех прочих растений отрывается от своего корня.

Но откуда же слово былие! Всех ближе подходит оно к глаголу быль; но может ли, подобно слову былое, происходить от той же мысли? Вероятно, может. Ибо трава всякую зиму исчезает и летом вновь нарождается, чего с деревьями не бывает. И потому, как бывшее или былое, легко могло подать повод к названию его былием. Уменьшительное былинка еще яснее то показывает.

Обилие. Также происходит от глагола быть, ибо звуком более всего сближается с былие, которое легко могло подать мысль о многом чего-либо количестве, обилии, поскольку трава или былие представляется взорам нашем в превеликом количестве, между тем как изобилие значит именно великое число или количество.

Итак, теперь ясно видно, что все эти десять слов не самостоятельные ветви, а происходят от одного корня быть. Но из пожалования ветвей в корни или детей в отцы и праотцы не выйдет никогда ни порядочной родословной, ни исправного словопроизводного словаря.

Я составил уже несколько деревьев слов с ветвями, общим числом около шести тысяч ветвей. Это позволит некогда приступить к сочинению словопроизводного словаря, единственного в своем роде, могущего, как ариаднина нить, водить нас по таинственному вертепу человеческого слова.

Неизвестного имени язык, названный впоследствии славенским, оказывается, яко текущий из глубокой древности, всех прочих к тому способнейшим. В нем, в составе слов его, видна мысль, руководившая человека от одного понятия к другому, связуя их как бы некоей неразрывной цепью. Он в течение веков, сопутствуя с народами, разлился на многие наречия и языки, словопроизводство которых в нем наиболее отыскивается. На корнях его можно возносить деревья, содержащие на себе не только свои, но и всех других языков ветви. Ветви чужих языков в частных значениях иногда бывают сходны с нашими, иногда различны; но корень и коренное значение не престает в них существовать, так что многоязычное древо, при всей своей разности, составляет одно целое.

Славенский язык в исследованиях первоначального состава слов, без сомнения, есть наивернейший путь к ясному и справедливому их истолкованию. Если бы прилагаемо было о том прилежное старание, то он, словно золото, скрывающееся в недрах земли, раскрыл бы источники сокровищ своих, как для обогащения самого себя, так и других, порожденных им, но более или менее отступивших от него (от святого Корня — изд.) языков и наречий.

Полно свет переправлять! Басня о тыкве и желуде

Дети! Бог, всего творец,

Наш Спаситель и Отец,

Что ни создал в свете сем,

Все премудро создал в нем;

Нету в міре ничего,

Что могло бы без его

На то воли всесвятой,

Само сделаться собой.

Силой Он своих словес

Солнцу стать среди Небес

И лучи велел простерты

Жизнь в его руке и смерть.

Малый червь и страшный кит

Им единым лишь дышит.

В месте всяка вещь своем,

Он премудро правит всем.

Есть однако ж мудрецы,

Или попросту глупцы,

Кои свой ничтожный ум

Дерзостью высоких дум

Выше божеского чтут.

Гордостью такой надут

Некакой безумец был,

Имя я его забыл;

Он однажды на траве

Тыквы взросшие узрел,

И в безумной голове

Мысль такую тотчас сплел:

Не прилично им расти

На столь маленькой трости;

Я бы это пременил.

Тыквам рость определил,

По такой их толстоте,

На дубу, на высоте.

Так помысля, продолжал

Он по-прежнему свой путь.

День был жарок, он устал,

Захотелось отдохнуть.

Дуб увидя на пути,

Лишь успел к нему прийти,

Лег под оным и уснул.

Вдруг престрашный ветр задул,

Воды все смутил тотчас,

Ветвями древес потряс:

С верху дуба, как на смех,

Сорвался большой орех,

(Кои желудьми зовут),

И лежаща мужа тут

За его неправый толк

По носу всей силой щелк.

Вспрыгнул мудрый гогольком.

Полно свет переправлять!

Он с разбитым в кровь носком

Начал тако размышлять:

Худо, худо я судил:

Если б тыквы дуб носил,

И теперь из них одна

Вдруг упала на меня,

Был бы я без головы.

Кто себя поставить смел

Судиею Божиих дел,

Все безумны таковы.

Дар слова

Самое главное достоинство человека, причина всех его превосходств и величий, есть слово, сей дар небесный, вдохновенный в него, вместе с душою, устами Самого Создателя. Какое великое благо проистекло из сего священного дара! Ум человеческий вознесся до такой высоты, что стал созерцать пределы всего міра, познал совершенство своего Творца, увидел с благоговением Его премудрость и воскурил пред ним жертву богослужения.