Славный парень - [6]

Тень заскользила по столу. Тим вскинул глаза. Желтая бабочка летала под бронзовыми газелями маленькой люстры работы Мишель.

—   Залетела в дом, когда я держала дверь открытой, — объяснила Мишель. — Я пыталась ее выгнать, но, похоже, она чувствует себя здесь как дома.

—   А почему нет?

Под карандашом на листе бумаги появилась ветвь дерева.

—   Как ты смог подняться по ступеням со всем этим? — спросила Мишель.

—   С чем этим?

—   Уж не знаю, что там тебя гнетет.

Стол цветом напоминал бледное небо, и тень, казалось, скользила под поверхностью, дразня своей загадочностью.

—   Какое-то время меня не будет.

—   В каком смысле?

—   Несколько недель, может, месяц.

—   Не поняла.

—   Есть одно дело, которым мне придется заняться.

Бабочка нашла шесток и сложила крылья. Тень,

напоминающая подрагивающее темное отражение горящей свечи, разом исчезла, словно кто-то задул фитиль.

—   Одно дело, — повторила Мишель, и карандаш застыл над бумагой.

Когда его взгляд переместился со стола на лицо женщины, он обнаружил, что она смотрит на него. Одинаково синими глазами.

—   Если придет человек с моим описанием, чтобы узнать имя и фамилию, просто скажи, что не знаешь мужчину с такими приметами.

—   Какой человек?

—   Любой. Кто бы ни пришел. Лайм скажет: «Крупный парень на последнем стуле? Никогда раньше его не видел. Какой-то остряк. Сразу мне не понравился».

—   Лайм знает, что все это значит?

Тим пожал плечами. Он сказал Лайму не больше того, что собирался сказать Мишель.

—   Не так чтобы много. Дело касается женщины, вот и все.

—   Этот человек, который придет в таверну, почему он должен прийти и сюда?

—   Может, не придет. Но он, возможно, дотошный. Да и ты можешь оказаться в таверне, когда он заявится туда.

Левый глаз, искусственный, слепой, буравил его взглядом посильнее правого.

—   Дело не в женщине.

—   В женщине, уверяю тебя.

—   Я думаю, у тебя беда.

—   Не беда. Небольшое затруднение.

—   Раньше никаких затруднений у тебя не возникало

Он посмотрел на бабочку и увидел, что она сидит на цепи, с которой свешивалась люстра, и ее крылышки чуть подрагивают под потоками теплого воздуха, поднимающегося от горящих ламп.

—   У тебя нет права лезть в это одному, что бы это ни было.

—   Ты раздуваешь из мухи слона, — заверил он ее — У меня небольшие затруднения личного характера. Я с этим разберусь.

Они посидели в тишине: карандаш не шуршал по бумаге, из расположенного неподалеку бара не доносилась музыка, ни один звук ночи не проникал сквозь сетчатую дверь.

—   Теперь ты у нас лепидотерист?

—   Даже не знаю, что означает это слово.

—   Коллекционер бабочек. Постарайся смотреть на меня.

Он оторвал взгляд от бабочки.

—   Я делаю лампу для тебя, — добавила Мишель.

Он посмотрел на нарисованные деревья.

—   Не эту. Другую. Она уже в работе.

—   И на что она похожа?

—   Будет готова в конце месяца. Тогда и увидишь.

—   Хорошо.

—   Возвращайся и увидишь ее.

—   Я вернусь. Вернусь, чтобы ты мне ее подарила.

—   Возвращайся. — Она коснулась его культей левой руки.

Казалось, крепко схватила несуществующими пальцами, поцеловала тыльную сторону ладони.

—   Спасибо тебе за Лайма.

—   Бог дал тебе Лайма — не я.

—   Спасибо тебе за Лайма, — настаивала она.

Тим поцеловал ее в макушку склоненной головы.

—   Хотелось бы, чтобы у меня была сестра, хотелось бы, чтобы моей сестрой была ты. Но насчет беды ты ошибаешься.

—   Давай без лжи. Увиливай от ответа, если тебе того хочется, но давай без лжи. Ты — не лгун, а я — не дура.

Мишель подняла голову, встретилась с ним взглядом.

—   Хорошо, — кивнул Тим.

—   Разве я не разгляжу беду, если увижу ее?

—   Да, — признал он. — Разглядишь.

—   Кофейный торт практически готов.

Он посмотрел на протез на столике у холодильника, лежащий ладонью вверх. С расслабленными пальцами.

—   Я достану торт из духовки, — предложил Тим.

—   Я справлюсь. Никогда не ношу эту руку, когда пеку. Если обожгу, то не почувствую.

Надев рукавицы, она достала форму с тортом, поставила на жаростойкую подставку.

Когда сняла рукавицы и отвернулась от торта, Тим уже переместился к двери.

—   Мне не терпится увидеть лампу.

Поскольку слезные железы не пострадали, заблестели и живой глаз, и искусственный.

Тим переступил порог, но, прежде чем закрыл за собой сетчатую дверь, услышал голос Мишель:

—   Это львы.

—   Что?

—   Лампа. Со львами.

—   Готов спорить, выглядеть она будет потрясающе.

—   Если все у меня получится, глядя на нее, ты почувствуешь, какие у них большие сердца, какие они храбрые.

Тим закрыл сетчатую дверь и бесшумно спустился по бетонным ступеням.

Проезжающие по улице автомобили, конечно же, создавали шумовой фон, но Тим их не слышал. Фары приближались, задние огни удалялись, как светящиеся рыбы в тишине океанских глубин.

Но, едва он сделал первый шаг от дома, городской шум усилился, с каждым мгновением становясь все громче и громче. Большую часть звуков издавали, само собой, автомобили, но звуки эти сливались в какую-то варварскую мелодию.

Глава 4

Женщина, приговоренная к смерти, жила в скромном бунгало на холмах Лагуна-Бич, на улице, с которой не открывался великолепный вид на море, но все равно в престижном районе. В сравнении со стареющими строениями земля под ними только дорожала, да так быстро, что каждый проданный дом сносился независимо от времени постройки или красоты, чтобы уступить место зданию больших размеров.