Славный парень - [50]

—  Она думает, что для деловой женщины больше подходит Бет.

—  Я говорю ей, что Бет рифмуется с «бред».

Синтия рассмеялась.

—  Вы такой забавный, мистер Кадлоу.

—  Зовите меня Ромул или Ромми. Только мама зовет меня мистер Кадлоу.

Она вновь рассмеялась.

—  Я так рада, что вы заехали к ним. Дети уже совсем забыли, как развлекаются люди.

—  Джим раньше любил поразвлечься.

—  И мне нравится, что вы называете его Джимом.

—  Высокопарного Джеймса мы оставим для инвесторов. Мы знакомы с тех времен, когда его звали Джим, и он всегда будет для меня Джимом.

—  Мы поступаем правильно, если не отрываемся от своих корней и ничего не усложняем, — покивала она.

—  Я понятия не имею, какие у меня корни, но насчет простоты вы абсолютно правы. И знаете что? Мне здесь нравится. Я чувствую, что это мой дом.

—  Как это мило.

—  Дом очень важен для меня, миссис Норвуд.

—  А где ваш дом, Ромми?

—  Дом, — ответил Крайт, — это такое место, где тебя обязательно примут, когда бы ты ни пришел.

Глава 33

Залитые дождем окна автобуса создавали впечатление, будто мир тает, словно все творения человека и природы утягивало через сливное отверстие на дно Вселенной, оставляя только вечную пустоту, и автобус ехал по ней, пока не растаял бы сам, забрав с собой весь свет и бросив их в абсолютной темноте.

Держась за руку Тима, Линда чувствовала, что привязана к чему-то такому, что никогда не растает.

Она давно уже ни за кого так не держалась. Не решалась на это.

Да и не было человека ещё с более давних времен, который предложил бы ей руку так уверенно, с такой убежденностью. Менее чем за десять часов она прониклась к нему доверием. С детства никому так не доверяла.

Она практически ничего о нем не знала и при этом чувствовала, что знает его лучше любого, с кем сталкивалась, понимает душу, жившую в его сердце, ощущает силу этого сердца, которое являлось компасом для разума.

И одновременно он оставался для нее загадкой. И пускай ей хотелось узнать о нем все, какая-то ее часть надеялась, что элемент загадочности сохранится при любом развитии их отношений.

Он ведь стал ее ангелом-спасителем, то есть не могло в нем не быть чего-то магического, необыкновенного. Это так ужасно — открывать для себя, что ее Мерлин — не волшебник, а обычный человек, узнавать, что источник рыцарской храбрости — не гордость львов, воспитавших его, а комиксы о супергерое, которые он проглядывал мальчишкой.

Желание, чтобы эта загадочность сохранилась, удивило Линду. Она-то думала, что последние остатки романтики покинули ее как минимум лет шестнадцать тому назад.

—  Кто такая Молли? — спросил Тим, когда автобус подъезжал к Дана-Пойнт.

Вопрос застал ее врасплох, она в изумлении уставилась на него.

—  В отеле ты разговаривала во сне.

—  Я никогда не разговариваю во сне.

—  Ты никогда не спишь одна?

—  Я всегда сплю одна.

—  Так откуда ты это знаешь?

—  Что я сказала?

—  Произнесла только имя. Молли. И «нет». Ты сказала: «Нет, нет».

—  Так звали собаку. Мою собаку. Прекрасную. Такую милую.

—  И что-то случилось?

—  Да.

—  Когда?

—  Она появилась у меня, когда мне было шесть. Ее пришлось отдать, когда мне исполнилось одиннадцать. Прошло восемнадцать лет, а рана не заживает.

—  Почему ее пришлось отдать?

—  Мы больше не могли ее держать. Ангелина не любила собак, сказала, что нет больше денег на собачью еду и на оплату счетов ветеринаров.

—  Кто такая Ангелина?

Линда всматривалась в тающий мир.

—  Самое худшее заключалось в том, что Молли была всего лишь собакой. Она не понимала. Она любила меня, я отсылала ее прочь и не могла объяснить. Потому что она была всего лишь собакой.

Тим ждал. Помимо прочих его навыков, он также знал, когда нужно ждать, а это был редкий дар.

—  Мы не могли найти никого, кто взял бы Молли. Она была красоткой, но никто не хотел ее брать. Потому что она была не просто собака, а наша собака.

—  Печаль — это не ворон, навсегда устроившийся на шестке над дверью. Печаль зубаста и, уйдя на время, возвращается, стоит только ее позвать.

—  Я до сих пор вижу глаза Молли, помню, как смотрела она на меня, когда я отдавала ее. С недоумением. Страхом. Никто не хотел ее брать. Поэтому пришлось отвезти ее в приют для бездомных собак.

—  Кто-то наверняка забрал ее оттуда, — сказал он.

—  Не знаю. Никогда не знала.

—  Кто-то забрал.

—  Так часто я представляла себе, как Молли лежит в клетке среди других грустных собак, гадая, почему я ее отдала, что она сделала такого, чтобы потерять мою любовь.

Линда перевела глаз с окна на свою руку в его руке.

Казалось бы, это слабость, стремление держаться за него, а она никогда не была слабой. Она предпочла бы умереть, чем дать слабину в этом мире, где на слабых охотились ради удовольствия.

Но, что странно, связь с Тимом не воспринималась ею как слабость. Скорее как брошенный миру вызов.

—  Как же одиноко было Молли, — продолжила она. — А если ее не забрали... она думала обо мне, когда ей делали усыпляющий укол?

—  Нет, Линда. Этого не случилось.

—  Как знать.

—  А если и случилось, она не знала, что означает эта игла, не знала, что грядет.

—  Она знала. Собаки знают. Насчет этого я лгать себе не могу. Будет только хуже.