Славные ребята - [53]
— Вы действительно считаете, что эти мальчики мужественно себя ведут? Болтаются без толку целый день, валяются на циновках, бездельничают.
— Безделье, это еще не…
— Могли бы работать.
— Ах так… Благодетельное влияние работы…
— То есть?
— Да это просто оправдание, что ли, миф, ценность, весьма спорная и позволяющая не думать. А для некоторых она даже нечто вроде наркотика, который ничуть не лучше всех прочих наркотических средств.
— Но в конце концов без работы общество не сможет развиваться…
— Развиваться… а что это значит? Единственно подлинный прогресс — это прогресс внутренний. Покуда будут происходить войны, имеем ли мы право говорить о прогрессе? И пока хоть один человек будет осужден на голодную смерть…
— Так оно и будет, раз эти не желают работать.
— Нет, причина иная: они живут в беспощадном мире. Где нет уважения к отдельной личности. К чему летать на Луну, не лучше ли сначала навести хоть какой-то порядок на Земле? Мир движется людским тщеславием. И злом.
— У нас в Америке…
— Но живете-то вы здесь, а не в Америке, вы сами выбрали эту страну. Так в чем же дело?
Марк вмешался, желая положить конец спору:
— Скажи, дорогая, а не пора ли нам домой? Уже поздно, и ты еще не привыкла…
— Да, да, конечно, ты прав.
Все четверо поднялись.
Эльсенер попрощалась с гостями, а Надин пошла проводить их до машины. Тут они обменялись весьма вялыми словами благодарности.
Через несколько минут Марк и Дельфина уже катили в город.
Каждый ждал, чтобы другой нарушил это почти физически ощущаемое молчание, плотное, несокрушимое. А потом они сдались, думая о своем, и мысли их, не совпадая, шли своей дорогой. Через час они добрались до отеля. Стена, разделявшая их, стала теперь окончательно неодолимой. Дельфина охотно вызвала бы Марка на самую бурную сцену — просто чтобы хоть что-нибудь произошло. Но она так устала от тщетных своих усилий, что отказалась от этой мысли, даже не попытавшись ее осуществить. Вдруг ей подумалось, зачем она здесь. Сегодня вечером ее путешествие, сродни авантюре, показалось ей нелепым, смехотворным. Но разве можно говорить в данном случае об авантюре?
Вернуться домой, занять свое место при детях, разве не такова ее участь? Если она будет противиться, ничего от этого она не выиграет. Странная все-таки была затея — ехать сюда. А почему, например, она час назад так горячо взяла под защиту этих мальчиков? Говорила она искренне, но в каждом слове прорывалась ее неприязнь к тем двум американкам; пришлось также признать, что ее слова, которые час назад прозвучали бы странно, теперь, четко выраженные, стали неоспоримой очевидностью.
Войдя в номер, Марк запечатлел на лбу Дельфины рассеянный поцелуй. Без сомнения, чтобы показать, жизнь, мол, продолжается, никакого разрыва нет, но это-то и было самое худшее. Они даже не ссорились.
Вошли, не поостерегшись, в каждодневную враждебность. Вот этого она принять не могла. И никогда не примет.
На остатки завтрака налетели мухи. Дельфина поднялась и открыла дверь в коридор. Никого. Она поставила поднос у порога номера.
— Кончила хозяйничать?
— Если бы я не вынесла сейчас поднос, за ним бы зашли, и это внесло бы еще больше беспокойства, чем мое хозяйничанье.
Марк не ответил. Он хмурился.
Дельфина ласково спросила:
— Хорошо спал?
— Нет… плохо.
— А я чудесно. — Она потянулась, как бы желая доказать, как ей на самом деле хорошо. — Здешний климат мне очень подходит.
— Тем лучше. — Помолчав, он насмешливо добавил: — Вчера вечером ты просто блистала.
— Возможно, но тебе, по-моему, это все равно.
— И ты действительно веришь во всю эту чепуху?
— Какую чепуху?
— Ну, о которой ты вчера говорила…
— Не понимаю, почему ты-то издеваешься? Эти мальчики твои друзья. Если мне было приятно их общество, уж никак не тебе строить удивленную мину и тем более сетовать на это.
— Ясно… с этой точки зрения. — Он озадаченно взглянул на Дельфину, — Но ты так серьезно о них говорила, с такой страстью.
— Я всегда одинаковая. Разве ты забыл? Отдаюсь вся целиком… любому занятию. А уж о людях нечего и говорить…
— Но скажи, Дельфина, если бы твои сыновья?..
— Они «наши» сыновья, у тебя прямо мания какая-то называть их моими. — Подумав, она добавила: — Впрочем, это не случайно. Ты даже слова такие подбираешь, чтобы сразу чувствовалось, что ты отбрасываешь от себя… ну хотя бы ответственность.
— Ладно. Допустим, наши сыновья. Нечего из-за таких пустяков устраивать истории…
— Зря добавил «наши», в твоих устах прозвучало как уступка.
— Согласен. Покончим с этим. А если бы наши сыновья или даже один из них поселился здесь и жил бы наподобие твоих новых друзей, что бы ты тогда сказала?
После мгновенного колебания Дельфина прибегла к недозволенному в спорах приему:
— Знаешь, такие бессмысленные вопросы обычно задают убежденному борцу с расизмом, надеясь поставить его в тупик: «А что, если ваша дочка выйдет замуж за негра?» Можно иметь объективную точку зрения, хотя она иной раз противоречит личным чувствам.
— Для того чтобы жить в согласии с самим собой, надо уметь сочетать принципы как таковые с принципами, применяемыми на практике.
— Неужели ты действительно веришь, что многие люди живут в согласии с самими собой?
Виктор Николаевич Харченко родился в Ставропольском крае. Детство провел на Сахалине. Окончил Московский государственный педагогический институт имени Ленина. Работал учителем, журналистом, возглавлял общество книголюбов. Рассказы печатались в журналах: «Сельская молодежь», «Крестьянка», «Аврора», «Нева» и других. «На реке черемуховых облаков» — первая книга Виктора Харченко.
На пути к мечте герой преодолевает пять континентов: обучается в джунглях, выживает в Африке, влюбляется в Бразилии. И повсюду его преследует пугающий демон. Книга написана в традициях магического реализма, ломая ощущение времени. Эта история вдохновляет на приключения и побуждает верить в себя.
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.
Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.
Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.