Славные ребята - [13]
— Вас вызывают, не кладите трубку.
И сразу послышался робкий голос:
— Алло!.. Я тут внизу… Можно к вам подняться?
— Кто говорит?
Вопрос был задан лишь затем, чтобы подавить нелепое волнение, Марк отлично знал, что говорят не из дворца, хотя звонить должны были именно оттуда, и не из французского посольства.
— Я тот самый, что съел вчера все сандвичи… Помните?
Еще бы он не помнил! Слишком хорошо помнил!
— Ладно, сейчас спущусь.
— А может, мне подняться?
Марк поколебался с секунду, недоставало еще, чтобы у того создалось впечатление, будто он испугался. Но не набросится же на него этот мальчишка, этого-то он не допустит. Значит, право выбора за ним. И если он предпочтет бар…
— Нет, я спущусь. Подождите меня в баре.
И повесил трубку.
Закончить начатую фразу, ополоснуть лицо. Так или иначе, он вовсе не намерен бросаться по первому зову посетителя.
Однако вскоре он уже любовался безукоризненным овалом лица юноши. А тот со вчерашнего дня вроде бы даже постарел. Еще бледнее, чем накануне, глаза ввалились, лицо осунулось, похудело. И все то же детское выражение, пленившее вчера Марка, но на сей раз даже ни тени улыбки на губах.
Мальчик сидел, но при появлении Марка поднялся с табурета. От вчерашнего вызывающего поведения ничего не осталось.
— Здравствуйте.
Повадки вежливые, чуть ли не униженные.
Марк удержался и не спросил: «Голодны?»
Про себя-то он подумал: «Жрать хочешь?»
А вслух проговорил:
— Каким добрым ветром тебя сюда занесло?
Сам не зная почему, он обратился к мальчику на «ты». Ведь он еще ребенок.
Юноша попытался улыбнуться, но лицо его исказилось гримасой.
— Добрым ветром… Это как сказать…
— Ну, значит, плохим? Если так лучше звучит.
Подошел бармен.
Марк повернулся к своему гостю:
— То же, что вчера?
Легкое движение головой, даже не согласие, опередило слова Марка.
Повернувшись к своему гостю, Марк произнес:
— Значит, мы говорили… Ладно, будем считать, что ничего не говорили. Начнем-ка лучше сначала… Как тебя звать?
— Пьер.
— Вот как, а я думал Ален.
— Если вы знаете, то зачем спрашиваете?
— Так все-таки — Ален или Пьер?
— Как хотите… Здесь меня называют Ален.
— Ну, а в Париже?
— В Париже тоже Ален.
— Тогда зачем же ты говоришь Пьер?
— По-моему, это мое право. Я делаю, что хочу. Насколько мне известно, я вам ничем не обязан… разве вот только сандвичи.
— Ладно, ладно, не заводись, просто мне хотелось понять.
— Понять, понять. Только одно и твердите. Будто самое главное понимать. Будто можно понимать. Я сам не знаю, почему сказал «Пьер». Сказал потому, что я свободен, потому что говорю, что хочу говорить.
И устало добавил: — Но какое все это имеет значение — имена, слова.
— Возможно, и не имеет, но любая ложь — это не пустяки, даже совсем не пустяки.
— Вы-то вот знаете разницу между ложью и правдой?
— Конечно, и очень точно знаю.
— Выходит, вам повезло! Я никогда не знал, да и в нашей семье тоже никто не знал.
Он зашел дальше, чем хотел, фраза сама сорвалась с его губ. Помолчав немного, он добавил:
— Не знаю, почему я так сказал, у меня семьи нет…
— А ты же говорил, что у вас отель?
— Ах, верно, я вам так сказал… И все равно семьи у меня нет. Ни здесь, ни там. С этим покончено. Отрезано, да, да… А я и забыл, что я вам об этом сказал.
Такой у него был печальный, такой усталый вид, что Марку захотелось его утешить, приласкать как ребенка, заставить его разговориться, пусть поделится своими горестями и печалями, а вдруг легче станет. Только вот этого и нельзя. Если бы мальчику вчера не пришли в голову грязные мысли — от которых Марк даже покраснел, возможно, впервые со дней своего отрочества, — он пригласил бы его к себе в номер, уговорил бы принять ванну… Но после того недоразумения, замаравшего их только что зародившиеся отношения, об этом и речи быть не может.
Бармен притащил блюдо сандвичей, и они исчезли в одну минуту. Ясно, мальчик ничего не ел со вчерашнего дня.
— Я хочу перед вами извиниться. Конечно, я не из-за еды пришел… — и вдруг умоляюще добавил: — Вы верите мне, да?
Сказал так, будто вся его жизнь зависела от ответа или молчания Марка.
— Ну конечно, верю. А по правде-то, почему ты пришел?
На лице мальчика снова застыла маска растерянности.
— Не знаю… Хоть бы я сам знал. Просто потянуло к вам что-то непонятное, потянуло ужасно. Как будто вы спасете мне жизнь. Но ведь мне ничего не грозит. Такая вся это глупость, со мной это впервые.
— Понимаю, отлично понимаю.
— Понимаете! Ничего вы понять не можете. Это очень сложно.
Неожиданно для Марка он уронил голову на стол, спрятав лицо в ладонях.
— До того сложно…
Марка охватил нелепый страх: а что, если мальчик сейчас начнет реветь? К счастью, кроме них двоих, в баре никого не было, в эти часы сюда не заглядывали посетители.
А мальчик продолжал:
— Надо бы вам все-таки объяснить… вы со мной так ласково говорили, я и забыл, что так вообще говорят. Наши парни тоже милые, но это совсем другое. Видите ли, я здесь уже шесть месяцев… — Он снова весь окаменел: — Впрочем, я не собираюсь рассказывать вам свою историю… Потому что истории-то никакой нет.
Молчать. Если Марк промолчит, мальчику легче будет разговориться. Главное, не понукать его, стушеваться, не перебивать.
Они встретили друг друга на море. И возможно, так и разъехались бы, не узнав ничего друг о друге. Если бы не случай. Первая любовь накрыла их, словно теплая морская волна. А жаркое солнце скрепило чувства. Но что ждет дальше юную Вольку и ее нового друга Андрея? Расставание?.. Они живут в разных городах – и Волька не верит, что в будущем им суждено быть вместе. Ведь случай определяет многое в судьбе людей. Счастливый и несчастливый случай. В одно мгновение все может пойти не так. Достаточно, например, сесть в незнакомую машину, чтобы все изменилось… И что тогда будет с любовью?..
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта книга не только о фашистской оккупации территорий, но и об оккупации душ. В этом — новое. И старое. Вчерашнее и сегодняшнее. Вечное. В этом — новизна и своеобразие автора. Русские и цыгане. Немцы и евреи. Концлагерь и гетто. Немецкий угон в Африку. И цыганский побег. Мифы о любви и робкие ростки первого чувства, расцветающие во тьме фашистской камеры. И сердца, раздавленные сапогами расизма.
Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.
Страдание. Жизнь человеческая окутана им. Мы приходим в этот мир в страдании и в нем же покидаем его, часто так и не познав ни смысл собственного существования, ни Вселенную, в которой нам суждено было явиться на свет. Мы — слепые котята, которые тыкаются в грудь окружающего нас бытия в надежде прильнуть к заветному соску и хотя бы на мгновение почувствовать сладкое молоко жизни. Но если котята в итоге раскрывают слипшиеся веки, то нам не суждено этого сделать никогда. И большая удача, если кому-то из нас удается даже в таком суровом недружелюбном мире преодолеть и обрести себя на своем коротеньком промежутке существования.