Славен город Полоцк - [17]

— Так... Обратно пойдем — дорогу запоминай.

6

Темна осенняя ночь над Полотой. Еще с вечера накинули на реку свои синие полы одетые в тени прибрежные леса, а после захода солнца хлопотливый морской ветер в несколько рядов надвинул ставни-облака, чтобы ни один звездный луч не упал на то, что должно совершаться во мраке и неизвестности. В такую ночь только волкам рыскать вокруг замерших селищ да тем колдунам- перевертням, что ведают волчий язык и повадки. В такую ночь только злым духам выть и метаться, накликая беду на добрых людей.

В такую ночь и нагрянула на князя Всеслава беда. Из замка бежало пять молодых умельцев-рабов и шестой с ними — закуп, городник Прокша.

А когда спохватились и разослали на розыски дружинников, двое из них тоже к утру не вернулись. Кто-то слышал, как они, нырнув в ночную темень, крикнули: «Прощайте, друзи!» Значит, и они убежали. А ради чего — никому невдомек. Ведь дружинник не раб, положение его при дворе особое, жизнь его оценивается высоко — в сорок гривен, тогда как за убийство раба причитается пиры только пять гривен. Не понимал князь и того, к чему беглецы прихватили с собою мальчика из кузни, Иванко. Вряд ли этот жалкий горбун сам надумался убежать, а если и так, то не могли же они не понять, что он им будет лишь в тягость. Правда, без его помощи, как вскоре выяснилось, они не могли бы бежать: через ров за стеной беглецы перебрались по крепкой доске. Доски такой длины хранились в складе, который на ночь замыкался. В его узкое оконце мог пролезть лишь ребенок. Очевидно, Иванко понадобился для того, чтобы проникнуть в склад и подать доску через окошко.

Старший десятка охраны стоял на коленях перед князем и с опаской косился на его правую ногу. Была у Всеслава привычка неожиданно бить ногой в лицо провинившегося.

— Новгородскую дорогу перехватили? — спросил князь, которого очень беспокоило, что дружинники исчезли именно за день до начала военного похода. — Господи, пошли по их следу волчью стаю, пусть до завтра никто из них не доживет, — прошептал он, вставая с кресла и поправляя замысловатую белую повязку на голове, без которой никто никогда не видел его. Десяцкий затрепетал: было известно, что эта повязка волшебна, в ней заключалась магическая сила, она делала носителя повязки ведуном, прорицателем. Прикосновением к этой повязке князь мог наслать любое лихо на человека.

— А скоро будут у нас новые рабы, — обратился князь к десяцкому. — За пять беглых и шестого закупа ты мне трижды по шесть добудешь. А старого дурня Ондрея, проглядевшего малого, накажем, когда вернемся.

Доброе настроение князя, порожденное, должно быть, верой в успех предстоящего похода, ободрило десяцкого. Он осмелился высказать и свою думку: не ушел горбун из города, хил. А искать его надобно через Ондрея. Надо старику волю дать, да тайно следить за ним. А малый, возможно, укажет, куда пошли остальные.

— Делай и так, — согласился Всеслав.

Через день после того как Всеслав с войском отбыл к Новгороду, в дверях вотчинной кузни появился тивун, который ведал княжеской казной и счетом челяди. Он стукнул палкой по косяку, привлекая к себе внимание. Не переступая порога избы, дабы не измарать своего достоинства пребыванием в рабском дому, сказал Ондрею:

— Уходи! Князь тебе волю дает. Молись святому Микуле Мирликийскому, покровителю купцов, солдат, ремесленников и мореходов, дабы войско полочан вернулось с победой.

С надменным кивком тивун бросил Ондрею княжью награду за почти полувековой труд — новенькую, только от шевца, с аккуратной наплечной лямкой суму для сбора подаяния.

Ондрей надел суму и, ни с кем не прощаясь, точно зная, что скоро вернется, вышел из кузни — вышел на волю.

Дважды за долгий рабий век пытался Ондрей добыть себе волю. В первый раз — ему тогда было лет двадцать — случилось это неожиданно для него самого. Был зван к воротам укреплять запоры, а стража куда-то на миг отвлеклась. Так, с молотом в руке, неторопливо перешел Ондрей по подъемному мосту и юркнул в лес на том берегу Полоты. Посад был тогда невелик, несколько десятков землянок под стенами замка напоминали холмики кротов на непаханном поле. Ондрей думал пробраться в Псковскую землю, где, по слухам, жило много беглых челядинцев-полочан. Обойдя посад стороной, он в первом же селище, куда завернул попросить еды, встретил конный разъезд смольнян. Смело пошел Ондрей им навстречу, не ведая, что сменили соседи- князья свои долголетние свары на короткий мир и стали сразу же хватать в своих владениях чужих челядинцев и выдавать их друг другу по ногате за голову.

Был тогда Ондрей жестоко бит, предупрежден, что за второй побег ему платить головой.

Ко второму побегу готовился пятнадцать лет после того. Понимал, что надо либо сразу уходить далеко, либо хоть и близко схорониться, да так, чтобы три года искали — не нашли. А там и забудется.

К тому времени на широком подоле Полоты сбоку замка уже возникла путаница улочек и тупичков. И жила где-то среди них вольная девка-сиротинка Маринушка, однажды принесшая на подворье князя опонье от какого-то мастера-опоньника. Пока князья и его близкие любовались красивым кружевным покрывалом, девку кормили на кухне с челядного котла. Там и увидал ее Ондрей, успел дознаться, где живет, спросил, примет ли беглого челядина. Шепнула: «Приходи, не выдам».