Славен город Полоцк - [15]
— Уходи, не мешай! — с неожиданной суровостью ответил Ондрей.
Он обернулся к Прокше, размахивая перед его лицом молотком. Тот попятился. Шаг за шагом следовал за ним Ондрей, пока не выпроводил из кузни.
А поздно вечером Иванко разыскал городника среди штабелей бревен, где тот работал, и тихо шепнул:
— В седмицу в церкви возле деда станешь.
В воскресенье Ондрей отпросился у тивуна в посад. С тех пор как он одряхлел, ему разрешалось отлучаться из замка в нерабочие дни, чтобы повидаться с посадскими ковалями, поглядеть, какие новые изделия научились они делать, и самому перенять это умение, услышать разные новости. Уходил он редко, не чаще двух раз в год. Теперь, знать, понадобилось. Его сопровождал Иванко. По крутому склону они спустились к Полоте, перешли по мосту на Заполотье, где размещался посад.
Дед неторопливо рассказывал про порядки в посаде. Здесь жили вольные люди, обязанные лишь вносить князю дань. Бортники давали колоды меду, мясники — говяду, ральники — жито и ячмень, ремесленники — кто что делал, купцы давали часть от своего товара, а которые побогаче — золотые браслеты, кольца, украшения, серебряные вазы и кубки, резь по дереву и кости и многое иное. И пока кто платил, был свободен и пользовался защитой князя.
— А кто не имеет ни земли, ни ремесла? — допытывался Иванко.
— Кто помогает выгружать рыбу или работает поденно на дорогах и мостах, с того берут ногату, резан... А кто закупом стал, за того платит его хозяин.
— Ты тоже закупом был, пока стал рабом?
— Тоже.
— Знаешь что, дедушка, давай убежим! — неожиданно предложил Иванко.
— Далеко не убежим...
— В лесу спрячемся, выроем землянку, станем сами жить.
Дед покачал головой:
— Не создан зверем человек, не способен жить одиноко. Как обойдемся без шевца, без пекаря, без деревника?.. И они без нас не обойдутся. Нет, каждый человек нужен всем, убегать надо к людям, а не в лес.
— Ну, убежим к людям... Я не хочу быть всю жизнь рабом.
— Когда-нибудь кончатся рабы, — убежденно произнес Ондрей. — Был кузнец Алфей, сильный раб, справедливый. Ударом молота колоду в землю вгонял. Однажды отковал он меч на княжью голову, да спрятал его. Как найдут люди тот меч — конец рабству придет... Говорил Алфей: «Будьте свободны, рабы!» Обязательно придет это время, да кто угадает — когда? Может, лет через десять, а может, и через десятью десять.
Дед умолк, остановился. Сощурив глаза, всматривался в мутную даль над Двиной. Казалось мальчику: видит дед чудесное далекое время без рабов; думалось: встань он выше — тоже узрит все, что видит дед. Даже оглянулся — нет ли камня под ноги?
— Ну, что там, дедушка?
— Солнце сквозь туман идет в желтом венце, а над венцом — белая корона. Быть стуже, быть лиху, быть многим смертям, — тихо, словно бы про себя, ответил Ондрей.
Они обогнули рубленую церковь во имя святой Параскевы- Пятницы и вступили на обширное торговище. Площадь была запружена народом. С крыльца дома тысяцкого — городского воеводы и судьи — рослый служка выкрикивал повеление князя. Рядом стоял сам тысяцкий и подсказывал, должно быть, про что выкликать. Иванко загляделся на его высокую рыжую меховую шапку, сафьяновые сапоги с острыми носками и не слушал. Ондрей, наоборот, напрягал туговатый слух, чтобы ничего не упустить, и время от времени трогал мальчика за плечо: «Слушай, слушай, потом перескажешь!»
А князь повелел собираться тысячью — городскому ополчению: с каждой улицы по пять оружных людей о конь, а с концов гончарного, кузнечного, древодельного и рыбного — особо по сорок человек. Лавникам и купцам велено давать гривны на войну, кузнецам — ковать сабли и топоры, оружникам — делать панцири и шеломы, кожникам — ладить сбрую, житным людям — ставить лари с брашном[8], а попам — богу молиться за удачу похода и за погибель ворогов Полоцкой земли. Было также объявлено, что на помощь полочанам шлют своих воинов Кричев, Туровля, Камень, Лепель, Остров, Лукомель и иные передграды Полоцкой земли.
Ондрей ужаснулся. Никогда еще на Полоцкой земле не собиралось такое многочисленное войско. А чем больше войска, тем больше крови, пожаров, новых невольников, тем больше нищеты — и здесь, и там, и по всему военному пути.
— А против кого война? — спросил Ондрей ближайшего лавника. Это был Алипий, лихварь. На широкой лавице он раскладывал привезенный товар: серебряные и медные крестики, ладанки против стрелы и копья, лики святой девы Марии.
— На Новгород пойдем, — ответил ростовщик, рукой отстраняя Иванко, слишком близко подошедшего к лавице. — Теперь уж посчитаемся. Не станут больше на волоках грабить.
— И ты воевать пойдешь?
— Не хуже я иных, двух лучников нанял да пять конников снаряжаю.
— Ради прибытков собственную голову клади, а не чужими откупайся.
Дед Ондрей оглянулся. Все лица вокруг — лица тех, кому повелено было снарядить войско, отдать князю своих сыновей, свой кус хлеба, свой труд, — выражали уныние и тревогу. Они, как и Ондрей, понимали: надвигается великое несчастье. И он сказал:
— Против воров на волоках и двух десятков дружинников станет.
— Все новоградцы воры, — отозвался Алипий.
— Неправда! Вор тот, кто за полгривны гривну имает, кто рабов держит, кто огнища разоряет. Неправда твоя!
«Свои» — повесть не простая для чтения. Тут и переплетение двух форм (дневников и исторических глав), и обилие исторических сведений, и множество персонажей. При этом сам сюжет можно назвать скучным: история страны накладывается на историю маленькой семьи. И все-таки произведение будет интересно любителям истории и вдумчивого чтения. Образ на обложке предложен автором.
Соединяя в себе, подобно древнему псалму, печаль и свет, книга признанного классика современной американской литературы Дениса Джонсона (1949–2017) рассказывает историю Роберта Грэйньера, отшельника поневоле, жизнь которого, охватив почти две трети ХХ века, прошла среди холмов, рек и железнодорожных путей Северного Айдахо. Это повесть о мире, в который, несмотря на переполняющие его страдания, то и дело прорывается надмирная красота: постичь, запечатлеть, выразить ее словами не под силу главному герою – ее может свидетельствовать лишь кто-то, свободный от помыслов и воспоминаний, от тревог и надежд, от речи, от самого языка.
В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.
В новой книге известного режиссера Игоря Талалаевского три невероятные женщины "времен минувших" – Лу Андреас-Саломе, Нина Петровская, Лиля Брик – переворачивают наши представления о границах дозволенного. Страсть и бунт взыскующего женского эго! Как духи спиритического сеанса три фурии восстают в дневниках и письмах, мемуарах современников, вовлекая нас в извечную борьбу Эроса и Танатоса. Среди героев романов – Ницше, Рильке, Фрейд, Бальмонт, Белый, Брюсов, Ходасевич, Маяковский, Шкловский, Арагон и множество других знаковых фигур XIX–XX веков, волею судеб попавших в сети их магического влияния.
Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?
В 1965 году при строительстве Асуанской плотины в Египте была найдена одинокая усыпальница с таинственными знаками, которые невозможно было прочесть. Опрометчиво открыв усыпальницу и прочитав таинственное имя, герои разбудили «Неупокоенную душу», тысячи лет блуждающую между мирами…1985, 1912, 1965, и Древний Египет, и вновь 1985, 1798, 2011 — нет ни прошлого, ни будущего, только вечное настоящее и Маат — богиня Правды раскрывает над нами свои крылья Истины.