Слава - солнце мертвых - [4]

Два месяца человека непрерывно допрашивали и пытали, но месяц назад неожиданно все прекратилось, его вдруг отвезли в госпиталь, а затем в небольшой, отгороженный от мира особняк, где оставили в полном покое под надзором какого-то унтер-офицера. Недавно же события приняли еще более загадочный оборот. Он стал ежедневно проходить через руки массажиста, умащавшего всяческими мазями и благовониями его лицо. Его даже слегка гримировали. Глядя на себя в зеркало, он все больше узнавал себя.

Облаченного в костюм, шитый первоклассным мастером, его привозили в здание на Гегельплац, там под конвоем проводили по длинным запутанным коридорам и запирали в одной и той же скромно обставленной комнате, похожей на гостиничный номер. В комнате стояли короткая кушетка, стул и маленький письменный стол, на котором всегда лежали свежие немецкие газеты и журналы.

Вечером - обычно это происходило около двадцати двух часов - его тем же маршрутом и на той же машине препровождали обратно в особняк. Никто не объяснял ему, какую цель преследуют эти выезды, и все это, естественно, вызывало в нем недоумение и любопытство. Явно затевалась какая-то игра. Но какая бы игра впереди его не ждала, сейчас он был доволен.

Безрезультатные, пусть ничем и не кончающиеся, поездки вносили в его жизнь пленника какое-то разнообразие. Но самое главное, в комнате на Гегельплац имелась бумага, там можно было писать стихи, не держа постоянно рвущийся наружу рой образов в голове. Он любил черновую работу, когда слова клубились, выплывали из темноты, и надо было поймать среди них самое точное, уловить, сделать своим.

В руках была бумага, он мог свободно зачеркивать то, что не нравилось, искать другие варианты, не дрожа от страха, что не на чем писать, не экономя места.

Порой он настолько забывался - и тогда из его комнаты в коридор доносился счастливый смех,- что терял представление, где находится.

В такую минуту к нему и вошли. Пришел час, когда загадка его жизни в особняке и странных поездок в Берлин стала близка к разрешению. Его повели по каким-то уже совершенно незнакомым коридорам мимо бесчисленных дверей.

А в это время рейхслейтер снова перелистывал блокнот. Дверь открылась, и офицер охраны ввел в кабинет невысокого коренастого человека. Рейхслейтер неторопливо вышел из-за стола. Кивком головы отпустив сопровождающего и изобразив на своем лице вежливую улыбку, он указал своему гостю рукой на кресло. С холодным интересом в глазах смотрел на вошедшего человека и гауптштурм-фюрер.

- Прошу вас,- сказал рейхслейтер по-немецки. Красивая поджарая овчарка с широкой грудью и мощными лапами с ровной профессиональной настороженностью следила за каждым жестом вошедшего. Рейхслейтер притянул ее к себе, слегка приласкал.

- Чашечку кофе?

Вошедший человек не отказался ни от чашечки кофе, ни от сигареты. Как тень, неслышно появилась и исчезла женщина с подносом. С нескрываемым удовольствием, но не спеша поднял гость и фужер сухого вина.

- Я вижу, вас, господин Залилов, несколько удивляет тот факт, что я пригласил вас? - произнес рейхслейтер, говоря на странной смеси тюркских наречий.

- Все это крайне мало похоже на приглашение. Но, конечно, в некотором роде парадокс. Меня уже целую неделю ежедневно возят сюда, но я не мог предположить, что этим обязан вам.

- Почему же? - Хозяин кабинета перешел на русский язык.- Мы с вами почти соотечественники. Вы с Волги, с Урала, а я из прибалтийских немцев. Но мы оба из России,- рейхслейтер вновь изобразил на своем лице доброжелательную вялую улыбку.- И к тому же коллеги. Вы закончили курс в Московском университете по гуманитарному отделению, и я отбыл таковой же в этом университете. Правда, я покинул Россию давно. После переворота, сделанного большевиками.

- Не знал таких подробностей. Они меня бесконечно трогают.

Пленник вел себя слишком свободно, и раздражение готово было уже вспыхнуть, но рейхслейтер усилием воли подавил его.

- Как государственному деятелю, отвечающему за политику на оккупированных территориях, мне приходится размышлять над целым рядом проблем. Как вы думаете, должна ли оккупация определяться лишь чисто военными и экономическими нуждами?

Или же ее пределы должны необходимо включать в себя и закладку политического фундамента для будущей организации данных территорий?

- Меня привезли сюда, чтобы вы смогли обсудить этот вопрос со мной? Любопытно.

Жизнь и вправду богата парадоксами.

- Политическая цель - сейчас я все более склоняюсь к этому мнению,есть главная цель,- пояснил рейхслейтер.- Вся проблема СССР, если иметь в виду обширные пространства, анархический от природы склад характера народов, населяющих страну, и трудности управления, возникающие из одного этого, а также условия, созданные большевизмом, которые являются совершенно отличными от условий жизни и быта Западной Европы, требуют совершенно иного подхода к ней. Отличного от того, который соответствовал отдельным странам Западной Европы.

- Такой реализм мышления вам, очевидно, нужно было иметь перед началом войны.

- Возможно. Тут вы правы. Но реализм мышления необходим также и на любой стадии войны. Кстати, к вопросу о парадоксах. Я представитель режима, ведущего ныне свою решающую операцию, но, как ни странно, врагов рейха лицом к лицу вижу чрезвычайно редко.