Сласти-мордасти. Потрясающие истории любви и восхитительные рецепты сладкой выпечки - [9]

Здесь необходима небольшая ремарка о том, что к своему возрасту Грибоедов, вдоволь «накушавшись» столичных нравов и Москвы и Санкт-Петербурга, полностью разуверился в знатных красавицах, не без оснований полагая, что их ум – это, скорее, колкое остроумие, их чувства – стремление к выгодному браку, их восприятие мира – калейдоскоп ярких картинок, который изменчив и необъясним, точнее, объясним сиюминутностью, модой или голым расчетом, а их красота – плод трудов модисток и всевозможных дамских уловок вроде помад, румян и белил. Поэтому, когда Александр звонил в колокольчик двери тифлисского князя, он думал о чем угодно, но только не о том, что столкнется на пороге с юным кареглазым ангелом, чью осиную талию можно было охватить двумя ладонями, чьи персиковые щеки не знали иных притираний, кроме родниковой воды, а огромные ланьи глаза сияли такой чистотой и проницательностью, что столичный циник просто оцепенел.

Грибоедова пригласили к чаю и усадили за стол напротив юной красавицы.

– Угощайся, друг мой Александр! Это «Черная роза» – пирог из яблок нашего сада. Нина сама его испекла.

У Грибоедова двоилось в глазах. Темные лепестки пышного пирога благоухали ванилью и корицей, но еще острее он чувствовал свежий яблочный аромат самой Нины, сидевшей на расстоянии вытянутой руки от него.

– Нина! Я могу с вами поговорить?! – внезапно воскликнул дипломат и сломя голову выбежал из столовой в кабинет отца Нины. Девушка послушно последовала за ним. «Мы вошли в комнату, щеки у меня разгорелись… Не помню, что начал ей говорить, и все живее, живее. Она заплакала, засмеялась, и я поцеловал ее…» – напишет спустя два дня Грибоедов в письме к своему другу.

Подготовка к свадьбе и само венчание состоялись скоропалительно. О свадьбе первой тифлисской красавицы и московского дипломата говорил весь город. Но медлить было нельзя. Через месяц Грибоедову было предписано вернуться в Персию, где обстановка становилась слишком напряженной.

Нина, не верящая в приметы, мечтающая о долгом и безграничном счастье с человеком, которого она боготворила с детства, а полюбила с первого взрослого осознанного взгляда и поцелуя, лишь рассмеялась, когда в церкви на венчании Грибоедов уронил свое обручальное кольцо и вздох суеверных прихожан пронесся под сводами храма Сиони: «К несчастью, к несчастью…»

– Не верь ничему, любимый! Твои стихи и моя любовь переживут столетия! – сказала мужу юная супруга. Ее слова тоже оказались пророческими.

Сказочный медовый месяц молодожены провели в родовом имении князя в Цинандали. Буквально в первую же брачную ночь случилось и великое чудо зачатия новой жизни. «Ангел мой, Роза моя черная, – повторял счастливый Грибоедов, – я знаю, что под твоим сердечком уже теплится жизнь моего сына, уже бьется его благородное сердце. Сохрани себя и его во имя всего святого!». Дипломат всячески отговаривал Нину от поездки в Тегеран.

– Нет, – твердо ответила девушка, – отныне где ты, там и я!

Грибоедов вынужден был согласиться. Единственное послабление, которое он выторговал у преданной жены, – ее согласие поселиться вдали от столичной русской миссии, чтобы не подвергать себя лишней опасности. Обстановка в Персии была накалена до предела, но от русских дипломатов император требовал жестко стоять на своих позициях и не уступать ни в чем. Буквально через неделю после прибытия Грибоедова в Тегеран вспыхнул бунт, восставшие ворвались в русскую миссию и уничтожили, вырезали всех ее сотрудников. Грибоедов с саблей наголо сражался до последнего вздоха. Но силы были неравны, и почуявшая запах крови толпа, изуродовав тело Грибоедова, изрубив его ятаганами, дико и победно вопя, еще неделю таскала на веревке останки поэта по всему Тегерану.

Друзья Грибоедова, беспокоясь о здоровье Нины, которая действительно ждала ребенка, скрывали от нее правду о гибели мужа. Они всячески убеждали ее уехать в Тифлис, объясняя, что Александр в плену, тяжело болен и присутствие Нины может спровоцировать бунтовщиков на самые крайние меры. Нина была вынуждена уступить.

Трясясь в ползущем по горам обозном поезде, Нина случайно подслушала беседу жен других дипломатов о том, что в поезде едет не только Нино, но и истерзанные останки ее супруга, и таким образом узнала страшную правду. Эта новость вызвала трагические преждевременные роды. Нина успела окрестить младенца, который прожил всего час, Александром, и с той самой минуты уже более никогда не снимала траурных одеяний. Имя Ангел, которым называли ее в Тифлисе, прочно заменило имя Черная роза.

Нина воздвигла памятник Александру Грибоедову на горе Мтацминда – пьедестал из черного мрамора и изваяние плачущей вдовы, охватившей руками крест, с надписью: «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя?» Говорят, поэт Александр Сергеевич Пушкин посетил еще свежую могилу Грибоедова и преклонил пред ней колени, а когда встал, на его глазах блестели слезы.

Сама же Нино Грибоедова стала для десятков поколений и русских, и грузин символом неумирающей любви. Она занялась благотворительностью, была деятельна и активна, и, говорят, стала еще красивее. Предложения руки и сердца сыпались на нее от самых благородных и титулованных мужчин Российской империи и европейских стран. Но все было тщетно. Нина оставалась верна любимому до самого своего последнего вздоха. В знак признательности к тем, кто пытался завоевать ее сердце, но потерпел фиаско, Нина передавала серебряное блюдо с «Черной розой» – тем самым яблочным пирогом, который ознаменовал для нее встречу с мужем – символом вечной любви!