Сладкие песни сирен - [30]

Зрители обступили бойцов и ждали исхода поединка. Вячеслав только что провел серию резких тык-рубалов из тайного арсенала древней полинезийской мапуамапубу, которая в последние годы была особенно популярна в добровольной народной дружине города Н. (Вячеслав регулярно выходил на дежурства, хотя и без всякой к тому охоты, Климентий же взял освобождение по состоянию здоровья с диагнозом "вегетодистония".) Не поспевая за соперником, а может быть, из-за этой самой вегетодистонии, Климентий разорвал дистанцию и, угрюмо отдуваясь, готовился прямолинейно, как бык на корриде, броситься на ненавистного врага. И в этот момент Вячеслав неожиданно для всех в прыжке распластался на земле, дотянулся пальцами до заветного пера и крепко зажал его в левой ладони. Климентий уже мчался на него, набирая скорость, но Вячеслав сгруппировался, сделал кувырок и твердо встал в классическую кхмерскую стойку сувонг. С диким криком: "Ну, погоди, козел вонючий!" - Климентий сделал выпад, но промахнулся и оказался спиной к неприятелю. Зрители затаили дыханье.

Выждав, когда противник повернется к нему лицом, Вячеслав разжал левую руку, бросил взгляд на перо своей избранницы и с протяжным, нарастающим по мощи победным криком "гла-анц!" выбросил раскрытую ладонь правой руки в сторону Климентия.

Климентий рухнул наземь.

Среди зрителей, которые следили за поединком, были, конечно, сотрудники охраны общественного порядка в зоне сосредоточения трудовых ресурсов. Отчего же они не вмешивались в ход поединка? Оттого, что были уверены в конечной победе Климентия. Зная крутой нрав товарищей Н., как отца, так и сына, а также их боевой дух, они не сомневались в исходе схватки. И напрасно. Все, без исключения все, надо подвергать сомнению, кроме, быть может, самого главного, что сомнению не подлежит.

Сотрудники подняли Климентия, отряхнули пыль с джинсов и для видимости придерживали его, пока он, всхлипывая, кричал: "Отдай перо, не то хуже будет!" - и действительно, Вячеславу стало хуже, поскольку человек десять из охраны, мешая друг другу, навалились на него, потащили к коттеджу и затолкали в тамбур. Там он и лежал, обессиленный, пока о него не споткнулась ходившая с чайником по воду Клавдия Михайловна.

Вячеслава перенесли на нары. Семен Семенович сунул ему под голову свою телогрейку, Алеша сходил за иодом, Верочка с Сережей смазали его боевые царапины. Вячеслав лежал молча, он чувствовал себя никому не нужным, поглаживал тайком теплое пушистое перо и время от времени тихо вздыхал.

- Будет тебе, старик, - тяжелым актерским баритоном рокотал у него над ухом Борис Взгорский. - Было бы из-за чего! Претендента ты отделал, а на Елене твоей свет клином не сошелся. У нас в труппе, знаешь ли, есть одна штучка...

Вилнис же, напротив, выговаривал Вячеславу:

- Не могу понять, когда интеллигентные молодые люди бьются, как дикари, из-за какой-то юбки!

- Тем более что на даме, как я понимаю, никакой юбки и не было, ерничал Борис Взгорский, привыкший в кругу столичных актеров и актрис нести и не такое.

- Оставьте мальца в покое! - сердилась Клавдия Михайловна.- Вот выберемся отсюда, поедем в Ефимьево, подыщем тебе девку - работящую, в теле, не чета этой крале в перьях. У меня есть одна на примете - гладкая и в хозяйстве понимает.

- Как же, выберешься отсюда, - возражал Клавдии Михайловне Семен Семенович и прислушивался к сладкой песне, которая, несмотря на поздний час, доносилась снаружи. Динамик не отключали и ночью, только малость приглушали звук.

- Что значит не выберемся? - раздражался Вилнис. - По-вашему, мне до конца жизни разбавленное молоко по бутылкам разливать? Я в Москву писать буду!

- Пиши, писатель,- отвечал ему Семен Семенович.- В Москве только твоих писем и ждут. Туда вся страна пишет, а оттуда песни одни, вроде этой.

- А правда, домой ужас как хочется, - сказал наивный мечтатель студент Алеша.- Придешь себе вечером из молочного техникума и делай что хочешь. И постель мягкая, и телевизор, и на танцы можно пойти.

Все помолчали, и каждый подумал, что бы он хотел делать, придя домой вечером.

- Только бы до машины моей добраться,- мечтательно сказал Борис Взгорский, - и двинули бы по домам. Знаешь что, поехали в Москву. Я бы с дороги позвонил Гуревичу, он сообразит насчет бани, мы тебя в момент на ноги поставим.

- Знаем мы эти бани московские, знаем ваших гуревичей-шмулевичей. В нашу ефимьевскую бы, попариться с кваском...

- Хватит вам о банях! - Это уже Вилнис. - Вы, Семен Семенович, среди нас, кажется, единственный представитель правящего класса. Неужели вы не можете найти выход из положения?

- Ну, ты даешь! - уклончиво ответил Семен Семенович и стал скручивать козью ножку.

- Пожалуйста, не курите при больном, - вступила в разговор Верочка. Лучше все вместе подумаем, чем заткнуть уши. Если бы хоть вата была...

- Вата не годится,- сказал Сережа.- Я ставил на себе эксперимент. Вата не обеспечивает надежной звукоизоляции. Сирены прошибают любой материал из тех, которые мы можем достать.

- Кроме воска, ничто не годится, - вставил Алеша.

- А воск в торговле отсутствует, - сказал Вилнис, - следовательно, нечего травить душу себе и другим.