Сладкая боль - [41]

Валерия чуть не задохнулась от восторга.

— О, Тома, Томочка, спасибо! — целуя сестру, повторяла счастливая молодая женщина.

Тамара, глядя на ее радость, тоже повеселела, но, случайно посмотрев в сторону, столкнулась со стальным взглядом преследователя.

«Господи! Когда же это кончится?» — взмолилась она и, взяв сестру за руку, повела се наверх, в отдел женской одежды, чтобы хоть там, на мгновение, избавиться от надзора.

8

Лера старательно входила в ритм жизни респектабельной женщины: она подолгу лежала в постели, медленно пила утренний кофе в беломраморной кухне, принимала ароматный душ, наряжалась и отправлялась гулять, так как все неприятные обязанности по дому были возложены на приходящую горничную. Однако обед она готовила сама, ибо не без оснований считала, что это является одним из козырей в покорении мужчин, и возвращавшегося с работы Жиля всегда ждал отменно сервированный стол.

После того как Валерия переехала к нему, они перестали ходить по ресторанам, очень редко покидали на week-end Париж, ни с кем не встречались, одним словом, вели замкнутый образ жизни. Два раза в неделю Лера ездила за продуктами в магазин, и это было ее развлечением. Изредка они с Жилем отправлялись по бутикам и покупали ей наряды. Жиль позволял Лере выбирать довольно приличные вещи и, посмотрев на нее со стороны у примерочного зеркала, либо одобрял, либо отвергал. Жизнь их текла спокойно и точно по часам, словно телевизионная программа передач. Но Валерии, с ее необузданными страстями, вечным поиском идеальной любви, стремлением к быстрой смене событий, это размеренное «тик-так» становилось в тягость. От отчаяния и желания поскорее снять фартук официантки она убедила себя, что любит Жиля, и всеми силами старалась передать ему свои бурные чувства, но ее страсть, налетев, словно штормовая волна на неприступную скалу, разбившись, откатывала назад. Жиль был непробиваем. Он не любил, когда Валерия начинала его тискать, сидя перед экраном телевизора, или принималась неистово обцеловывать, с радостным лицом протиснувшись из-под газеты, которую он читал. Мягко, но настойчиво Жиль отучал ее от этих озорных повадок. Любовь для него была торжественным действом, не терпящим суеты и импровизаций. Больше всего ему нравилось заниматься любовью, когда Валерия засыпала. Поначалу он даже пугал ее этим: неожиданно проснувшись, молодая женщина видела устремленные на нее немигающие глаза Жиля, или же он начинал свои ласки, даже не разбудив ее. Сонная Лера пыталась ему отвечать, но он давал ей понять, что это вовсе не обязательно и со всем справлялся сам.

«Как хочешь!» — думала она.

Но ей такие занятия любовью не приносили никакого удовольствия. Жиль, насладившись на свой размеренный манер, сладко засыпал, а растревоженная Лера устремляла взгляд в потолок и не могла заснуть до утра.

Подспудно, боясь признаться себе, молодая женщина понимала, что такая жизнь рано или поздно станет просто невыносимой. Но страх опять оказаться без всяких средств, опять стать официанткой отгонял все ее недовольные мысли, и она терпела. С присущей ей изобретательностью Лера придумывала для себя маленькие развлечения, но все равно, зная, что вечером она опять будет замурована в четырех стенах с молчаливым Жилем, тоскливо вздыхала даже посередине шумной, блестящей «Галери Лафайетт». Знакомых у Валерии, кроме одной общей с сестрой приятельницы, не было, да и то та жила в отдаленном парижском предместье и вечно была занята своим огромным хозяйством. Тамара же почти все время проводила со своим богатым арабом. Устанавливать отношения с другими русскими дамами Лера боялась. Их злые языки еще со времен Грибоедова оставались «страшнее пистолета». Поэтому каждый занавешенный плотными коричневыми шторами вечер она сидела с Жилем у телевизора, а потом они шли в такую же занавешенную спальню, без малейшего дуновения свежего воздуха, где временами занимались неподвижной любовью. Лежа рядом с ним, Лера часто вспоминала своих восхитительных в постели петербургских мужей, любовников и, горько вздыхая, задавала себе вопрос: «Что я тут делаю?»

Но, с другой стороны, комфорт, наличие денег в кошельке, наряды, а главное — Париж тоже значили кое-что.

«Ничего! — утешала она себя. — Все наладится. Я познакомлюсь с какой-нибудь француженкой, мы станем подругами. Жиль под моим влиянием изменится и не будет таким замкнутым. Ведь это не шутка до сорока пяти лет жить одному; ему тоже надо привыкнуть, что я рядом, что у меня свои желания, привычки. А может быть… — вклинивалась в поток правильных рассуждений озорная мысль, — послать все к черту? Ведь любовь я так и не нашла… А может быть… — Лера застеснялась сама себя, — поступить как Тамара да подыскать себе кого-нибудь получше… И опять Томка права: «…у тебя этих Жилей будет…» Что ж, пусть злорадствует. Ну не пропадать же мне».

Молодая женщина с рвением принялась искать в необъятном Париже того, единственного, а Жиль, будто робот, продолжал строго выполнять предписанные ему функции. Правда, в последнее время он слегка оживился: приходил с работы немного взволнованным, в приподнятом настроении. Валерия обрадовалась такой перемене и приписала ее себе в заслугу. Лере даже удалось вытащить Жиля в театр, а потом они поужинали в китайском ресторане. Жиль заказал ее любимое блюдо: ананас, запеченный с креветками, и розовое вино.