Сквозь тьму с О. Генри - [42]

— Вы куда это, мистер Эл?

— Да вот, хочу проводить друга как можно дальше.

Ворота растворились. Утро выдалось холодное и туманное. Я выглянул наружу. Под деревом, привалившись к стволу, стояла жалкая, сгорбившаяся фигурка, закутанная в старую красную шаль. Она сомкнула ладони, локти прижала к бокам. Руки ходили ходуном вверх-вниз, голова тряслась — это была воплощённая скорбь, такая безмерная, такая страшная, что даже у старого Томми вырвался всхлип.

— Томми, — сказал я, — пойди поговори с ней. Это мать Дика.

— Ох, боже мой, какой ужас! Ах, несчастная она душа!

Повозка загрохотала мимо. Томми положил руку на плечо кучера:

— Эй, придержи-ка, бессердечная ты тварь. Вон там стоит старая мать этого бедняги.

Кучер послушался. Мать бросилась к повозке и заглянула в неё — и увидела лишь заколоченный ящик. Она зашаталась из стороны в сторону, как безумная.

Всё, что у неё было на этой земле — её мальчик, чья трагическая, изломанная жизнь стала её тяжким крестом — умещалось в этом грубом ящике. Повозка двинулась дальше, а дрожащая, сгорбленная фигурка, на которую невозможно было взглянуть без слёз, заторопилась следом, спотыкаясь и чуть не падая.

Общество взыскало свой долг с Дика Прайса и его старой матери до последнего гроша.

Глава XX

Такова настоящая история Джимми Валентайна. О. Генри взял один эпизод из этой горестной жизни и заставил всю нацию смеяться и плакать. Когда бывший заключённый открывает сейф и сестрёнка девушки, которую он любит, спасена от смерти, в воцарившейся напряжённой тишине перед нами не тот Джимми, каким он был в действительности, но тот, каким он должен был быть. И только совсем немногие из тех, у кого в этот момент перехватило дыхание, могли бы лишить Дика его шанса, отказать ему в заслуженном помиловании и обречь на забвение и мучительную смерть в тюремной больнице.

Но не в духе Билла Портера было бы живописать столь мрачную картину. Он обожал счастливые концы. Он даже не стал вдаваться в подробности чисто технической стороны дела — для его лёгкой и жизнерадостной натуры это было бы слишком жестоко.

Таков уж он был — Билл Портер. Брал факты, но преображал их так, как хотелось ему самому. Позже я спрашивал его об этом. В своём рассказе он наделяет героя целым набором хитроумных инструментов, не желая, чтобы Джимми стачивал себе ногти.

— Полковник, да у меня мурашки по коже, как подумаю об этаком членовредительстве, — ответил он. — Пусть уж лучше будет набор инструментов! Не люблю я мучить своих героев. К тому же, понимаете ли, это даёт Джимми возможность подарить свои драгоценнейшие отмычки другу, что очень здорово иллюстрирует одну из черт характера человека, побывавшего в тюрьме — его терпимость. Джимми сам-то решает выйти из игры, но вовсе не ожидает, что и весь мир должен последовать его замечательному примеру. Вместо того, чтобы закопать в землю свидетельства своей бывшей профессии, как сделал бы любой член общества, вставший на путь истинный, он отсылает их своему бывшему подельнику. Есть в его характере что-то эдакое, и мне это импонирует. Обычный человек, давая себе зарок что-то делать или чего-то не делать, тут же начинает клеймить позором бывшего ближнего своего, который не уцепился за тот же вагон. Но не таков Джимми. Вот вам преимущества пребывания в тюрьме — перестаёшь чрезмерно строго кого-либо судить.

Так говорил Портер, и он сам в полной мере обладал этой терпимостью — качеством, которое привлекало к нему сердца друзей, даже несмотря на то, что его достоинство отторгало всяческую фамильярность. Все в кутузке уважали его, абсолютно все. Самые отъявленные головорезы почитали за честь оказать ему услугу.

Портер умудрился втереться в доверие даже к самому тюремному парикмахеру, что являлось источником нескончаемых шуток в нашем клубе. Парикмахер был настоящим артистом, и его было мёдом не корми — дай поиздеваться над волосами узников, — такие он сооружал гротескные футуристические композиции на их головах. Но никогда и ничего подобного он не позволял себе с Портером — светлые волосы Билла всегда были подстрижены со всей возможной тщательностью. Приятная, лёгкая натура нашего друга покорила даже такое грубое сердце, как у нашего брата-парикмахера.

Если бы не эта юмористическая манера, это подкупающее понимание, то наш «Клуб отшельников» не просуществовал бы и месяца. Портер был его душой. Множество непримиримых столкновений и споров завершились взрывом смеха — потому что Билл вовремя ввернул подходящее замечание.

Люди, у которых отобрали возможность самим выбирать, с кем общаться, становятся взрывоопасными — попробуй, тронь! Мы толклись на головах друг у друга, словно дети в чрезмерно разросшейся семье, не имея возможности избежать компании друг друга.

Изоляция тюремной жизни приводит к обострению противоречий между людьми. Друзья, которые с лёгкостью вместе добрались бы до края света, вдруг готовы вцепиться друг другу в глотки, словно тигры. Даже во время наших преприятнейших воскресных обедов среди членов клуба могли вспыхнуть неожиданные стычки.

Любой пустяк — и вот уже от одного к другому летают оскорбительные подначки и разъярённые характеристики. В один из таких моментов я и распрощался с клубом.