Сквозь седые хребты - [7]
Цыц! Не кабак!
Пытавшийся заигрывать с молодухой гость сразу остепенялся и тянулся ручищей к стакану. Вилкой цеплял закуску.
Выждав какой-то определенный, только самому себе известный момент, хозяин крикнул:
– Кешка! Алексашка!
В руках шустрых парней вместо подносов вдруг появились расписные балалайки. Гости отворачивались на табуретках от стола, и Кешка с Алексашкой превращались из недавних тихих обслуживающих на трактирный манер половых в лихих и задорных, веселых плясунов-танцоров.
– Барыню! Барыню! – просили пьяные мужики. Они утирали большими, как полотенца, носовыми платками лоснящиеся от жира бороды.
Парни лихо отплясывали посередине горницы, залихватски наяривая на балалайках. В отличие от угрястой толстой прислуги ребята были хоть куда. Стройны, тонки в талии, но широки в плечах. По возрасту им можно дать лет по семнадцать каждому. И одеты одинаково. Черные штаны заправлены в блестящие юфтевые сапоги. Красные рубахи с расстегнутым воротом. Только Кешка – белобрысый, а Алексашка – черный.
Пока парни веселили застолье, молодуха по знаку хозяина собрала все бутылки. Взамен принесла и поставила на стол бачок с холодным смородиновым киселем. Гости, заряженные балалайкой и крепким хмелем, повставали с табуреток и лавок. Сгрудившись в круг, чтобы сохранить приличное равновесие, глухо колотили пол подметками сапожищ. Затянули песню:
«По-о дики-м сте-пям За-бай-калья!! Где-е зо-лото мо-о-ют в го-рах! Бро-дяга судьбу про-кли-на-я, та-а-щил-ся с сумой на пле-чах…»
Песня сломалась на первом куплете. Гулявшим с обеда мужикам не хватило духу вывести любимый напев до конца ровным и дружным пением.
Рыжий хозяин подозвал ребят. Налил по полстакана из бутылки, которую, нагнувшись, достал откуда-то снизу, из-под своего стула со спинкой.
– Нате-ка. И на кухню трескать. Да рубайте толком. Кабы не развезло дуралеев, – сказал дружелюбно, как бы по-отечески. Кешка и Алексашка, опустив балалайки, ахнули стаканы до дна, хватанули из ближайшей кружки огуречного рассола и покинули горницу.
За столом разливали ароматный кисель. Шумно втягивали вкусный и приятный после спирта напиток. Наполняли стаканы, пока черпак не заскреб по дну бачка. Разговоры стихали. К потолку клубился едкий табачный дым. Мужики трясли кисетами, обмениваясь самосадом. Хозяин раскурил тонкую изогнутую трубку. Затянувшись несколько раз, постучал ею по столешнице. Все подняли головы. Ждали, что скажет хозяин.
– Так, значится, – он сделал паузу, медленно переводя взгляд с одного лица на другое. Взгляд цепкий и почти не хмельной. Будто ощупывал им каждого сидящего за столом. – Сезон начнем не позднее пятнадцатого числа, – опять замолчал, словно мысленно спрашивал, поддержат ли его, что сезон должны открыть с пятнадцатого. – К этому времени будет порох, дробь, картечь, прочие припасы.
Мужики оживились, смачно смоля самокрутки.
Хозяин поднял руку:
– Однако ж, не гомоните. Есть серьезный вопрос. – Мужики, кивая бородами, замолчали. – Сами, поди, знаете, что творится нынче в округе? – Мужики замотали бородами.
– Ужель не ведать, – глухо ответил один из охотников, – вона чугунка совсем близко подобралась. Того и гляди, энти паровозы нам што-нибудь обшпарят! – мужики громко загоготали. Не сдержал улыбку и хозяин, продолжая начатый о деле разговор.
– То-то и оно, что теперь угодья наши промысловые, стало быть, переместятся. Зверь пугается шума. Шарашится туды-сюды. Бежит в глубь тайги. Соболь и белка хоть и маленькая животинка, а чует, что схорониться лучше подальше от просеки. В чаще.
Послухай, Емельян Никифорович, – обратился к хозяину один из мужиков. – Вот давеча, когда плыли к тебе на плоту, делали, значит, по нужде остановку на берегу. Там как раз до ихней насыпи рукой подать. Так чего ж ты думаешь? Бурундуков и тех не видать. Раньше, бывало, всюду вьются. Не к столу будет сказано, присядешь под кустом по большой нужде, они, того и бойся, што в портки запрыгнут.
Мужики снова грохнули раскатистым смехом. У одного даже слезу вышибло.
Емельян Никифорович согласно покачал головой:
– К тому и говорю, уходит зверек наш пушной. Потому угодья будем перемещать дальше к северу. Север, братцы мои, он необъятен. Север нас прокормит. Так говорю-разумею?
– Так, так, – закивали охотники.
– Зверь убегает – энто што, – включился в разговор охотник Афоня. – Рыба вон и та уплывает. Которые дорогу железную конопатят, они што удумали. Все норовят вдоль реки, все вдоль реки.
– С утра до вечера бух-бух, бух-бух по всей насыпи, – добавил другой охотник, щурясь от крепкой затяжки. – Вот и рыба не выдерживает. Она, поди, тоже соображение рыбье имеет.
– Вдоль рек идут – это наука у них такая, расчет такой сделан, чтобы тоже своя экономия была, – заметил Емельян Никифорович. – Ладно, мы разрешаем, пущай себе строят железку. Я так кумекаю, что с тем строительством нам тоже польза выгорит… А теперь, покуда поели-попили, опочивать пора. Час поздний.
Мужики с грохотом задвигали табуретками. Кто-то спьяну смахнул невзначай на пол стакан. Под сапогом хрустнуло стекло. Горница опустела. Над столом висел махорочный дым. Голоса еще глухо и неясно слышались из просторных сеней. Мужики отправились спать на сеновал, на свежий воздух.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Сибирь издавна манила русских людей не только зверем, рыбой и золотыми россыпями. Тысячи обездоленных людей бежали за Уральский Камень, спасаясь от непосильной боярской кабалы. В 1619 году возник первый русский острог на Енисее, а уже в середине XVII века утлые кочи отважных русских мореходов бороздили просторы Тихого океана. В течение нескольких десятков лет спокойствию русского Приамурья никто не угрожал. Но затем с юга появился опасный враг — маньчжуры. Они завоевали большую часть Китая и Монголию, а затем устремили свой взор на север, туда, где на берегах Амура находились первые русские дальневосточные остроги.
На Собольем озере, расположенном под Оскольчатыми хребтами, живут среди тайги три семьи. Их основное занятие – добыча пушного зверя и рыболовство. Промысел связан с непредсказуемыми опасностями. Доказательством тому служит бесследное исчезновение Ивана Макарова. Дело мужа продолжает его жена Вера по прозванию соболятница. Волею случая на макарьевскую заимку попадает молодая женщина Ирина. Защищая свою честь, она убивает сына «хозяина города», а случайно оказавшийся поблизости охотник Анатолий Давыдов помогает ей скрыться в тайге. Как сложится жизнь Ирины, настигнет ли ее кара «городских братков», ответит ли Анатолий на ее чувства и будет ли раскрыта тайна исчезновения Ивана Макарова? Об этом и о многом другом читатели узнают из книги.
На рубеже XIX и XX веков на краю земель Российской империи, в глухой тайге, притаилась неизвестная служилым чинам, не указанная в казенных бумагах, никому неведомая деревня. Жили здесь люди, сами себе хозяева, без податей, без урядника и без всякой власти. Кто же они: лихие разбойники или беглые каторжники, невольники или искатели свободы? Что заставило их скрываться в глухомани, счастье или горе людское? И захотят ли они променять свою вольницу на опеку губернского чиновника и его помощников?
Отец убивает собственного сына. Так разрешается их многолетняя кровная распря. А вчерашняя барышня-хохотушка становится истовой сектанткой, бестрепетно сжигающей заживо десятки людей. Смертельные враги, затаившись, ждут своего часа… В небольшом сибирском селе Зеленый Дол в тугой неразрывный узел сплелись судьбы разных людей, умеющих безоглядно любить и жестоко ненавидеть.