Сквозь испытания огнём - [51]

— Прости меня, сын мой, — тон Ляйэна был почти сочувственным, — но я очень сомневаюсь, что в конце концов это будет иметь значение. Во всяком случае, не там, где это касается кого-либо в Ю-кво. И действительно ли это так или нет, не имеет значения, когда речь идет о выполнении нашего долга перед Богом и нашей собственной совестью. Что важно, так это сохранение жизней наших людей, и когда дело доходит до достижения этой цели, то, что думают наши люди здесь, в Буассо и Чешире, гораздо важнее, чем то, что думает император. Они должны верить в нас, если мы собираемся ожидать от них — просить их — рисковать своей собственной безопасностью и безопасностью своих семей, веря нам на слово в том, что произойдет. И если они этого не сделают…

Он пожал плечами, и выражение лица Кристл-Фаунтина стало еще более напряженным.

— Епископ прав, милорд, — сказал Сей-хван Цейю, впервые вступая в разговор. В социальном плане он стоял ниже всех присутствующих, и поначалу не решался высказать свое мнение. Но он становился все более уверенным в себе по мере того, как кризис и его понимание углублялись, и в процессе он продемонстрировал, что у него есть здравый смысл драконьего груза. Теперь все остальные посмотрели на него, и он поморщился.

— Не буду притворяться, что рад всему этому, милорды, — сказал он, — и все вы знаете почему. Но мы положили руки на молот, потому что барон Стар-Райзинг и епископ правы. Никто из нас не знает, чем это закончится, но мы все знаем, к чему это приведет, если никто чертовски быстро не возьмет ситуацию под уздцы. Простите мой язык, милорд, — добавил он, кивнув в сторону епископа.

Как обычно, когда Цейю открыл рот, он был прав, — подумал Стар-Райзинг. — Кузнец по профессии, с широкими плечами и массивными руками своего ремесла, он был старшим членом гильдии кузнецов в Буассо. Таким образом, по меньшей мере четверть, а, скорее всего, треть его товарищей по гильдии сочли его готовность служить в чрезвычайном совете актом государственной измены, хотя, вероятно, не по тем же причинам, что и император Чжью-Чжво. Ни у кого из них, включая Цейю, не было особых сомнений в том, что произойдет с привилегированным положением их гильдии, если в Харчонг переместятся мануфактуры в стиле Чариса. Разница между этими другими членами гильдии и Сей-хваном Цейю заключалась в том, что он мог смотреть дальше личных издержек, признавать неизбежное, когда видел его, и, по крайней мере, пытаться смягчить надвигающееся кораблекрушение.

— Я никогда не забивал себе голову политикой за пределами гильдии прямо здесь, в Буассо, — продолжил он. — Во всяком случае, до тех пор, пока весь мир не превратился в дерьмо. Но только вера крестьян в епископа и, честно говоря, в барона Стар-Райзинга до сих пор сдерживала события. Мы менее чем в шестистах милях от Шэнг-ми для полета виверны, и нет никаких признаков того, что армия — или кто-либо еще — может что-то сделать, чтобы остановить кровопролитие в Тигелкэмпе и Чьен-ву. Мне также не кажется, что волшебным образом прекратятся боевые действия на границе. Так что, если мы хотим, чтобы это не попало в Буассо, если мы хотим сохранить жизнь нашим семьям — моей семье, а не только вашей и барона, милорд, — тогда мы должны убедить людей прямо здесь, что мы знаем, что делаем, и наш ответ предлагает им нечто чертовски намного лучше, чем просто сжечь все дотла и вернуть себе свое. Потому что правда в том, что многие из них предпочли бы сжечь все дотла, чтобы вернуть свое, и их трудно винить. Соедините это с тем, как часто им лгали в прошлом, и нам предстоит взобраться на довольно крутой холм, если мы ожидаем, что они поверят нам на слово в чем-либо.

Цейю не был большим поклонником крестьян или крепостных. Стар-Райзинг знал, что он смотрел на них свысока большую часть своей жизни со своего положения хорошо оплачиваемого ремесленника. Однако он был едва ли одинок в этом. Стар-Райзинг смотрел на них свысока, несмотря на то, что он знал, что это было необычное чувство долга причинять им как можно меньше страданий. На самом деле, единственным человеком в этой комнате, который, вероятно, не смотрел на них свысока, был епископ. Но независимо от того, нравились ему крестьяне и крепостные или нет, Сей-хван Цейю понимал негодование и понимал ненависть. Точно так же, как он понимал, что, хотя в Буассо и Чешире этих эмоций может быть меньше, чем в таких провинциях, как Тигелкэмп, это не то же самое, что сказать, что их тут не было.

— Согласен, — сказал Кристл-Фаунтин после долгого молчания. — Согласен. Я проголосую «за». Я просто надеюсь, что, если случится худшее, твои друзья в Чарисе вытащат нас из империи до того, как его величество придет за нашими головами, Ранчжен!

— Уверен, что они, по крайней мере, попытаются, — сказал ему Стар-Райзинг с кривой улыбкой. Затем он еще раз оглядел кабинет епископа. Пятеро присутствующих составляли чуть менее четверти от общего числа членов чрезвычайного совета, но они были его признанными лидерами. Если бы они выступили единым фронтом, предложение было бы принято. Вероятно, не обошлось бы без большого шума и криков, и по крайней мере еще четверо членов совета наверняка проголосовали бы против этого, хотя бы для того, чтобы прикрыть свои задницы перед императором. Не то чтобы это конкретное прикрытие принесло бы им какую-то пользу в конце концов, если, как сказал Кристл-Фаунтин, «худшее приходит к худшему».