Скверна - [54]

– Ты к чему это сейчас рассказываешь? – не поняла Фламма. – Намекаешь на то, что долгие переходы вредят семейной жизни?

– Нет, – рассмеялся Алиус. – Это я рассказываю тебе о своем отце то, что обещал. А долгие переходы, может быть, легкости семейной жизни не добавляют, но иногда спасают жизни человеческие. Славы мы за эти две недели прихватили изрядно, да только что мы с нею будем делать, когда докатится она до свеев? Или ты думаешь, что Джофал, Слагсмал или Ути не сложат одно с другим?

– И что же нам остается? – нахмурилась Фламма, которая уже начала привыкать к валскому городку и его молчаливым обитателям.

– Дорога, – ответил Алиус. – Только больше никаких врачеваний и никакой славы. Хотя бы до места. На эту зиму нашего запаса хватит, а с весной будем осматриваться. Зимой и свеи плохие воины, посмотрим, чем все это кончится.

– Весной нас уже будет трое, – улыбнулась Фламма.

– Тем более, – сказал Алиус и объявил сборы.

Провожать лекарей, которые, наконец, вняли разумным советам и отказались идти на восток, а решили отправляться через прайдские королевства в Самсум, вышли не менее двух сотен горожан, добавляя к и так нелегкой поклаже стойких лошадок, подарки и подношения. Фламма плакала, а Алиус обещал всем горожанам вернуться, предполагая, что уже весной выполнит обещанное.

…К полудню Хатусс скрылся из глаз, к тому же зарядил мелкий снег, ранний даже для этих мест, и пара свернула с западной дороги на южную, а потом уже повернула и на горную восточную тропу. Именно по ней, вдали от холодного берега моря Хал и свейского пролива, за полторы недели Алиус и Фламма миновали черное звездное пепелище Этуту и вышли на окраину городка Киккула, в котором стоял суровый, но неказистый замок валского короля. Алиус тут же рассказал Фламме, что именно сестра этого правителя молодой девчонкой вышла замуж за правителя Бэдгалдингира, и по сей день зовется Ситула Рениссус, урожденная Керусса, Фламма закивала, вспоминая маленькую, но основательную седую царственную валку, но Алиус не дал спутнице отдыха, и тут же повлек ее на пустынный восточный тракт, с которого, не доходя до самого восточного валского городка Мины двадцати лиг, свернул к северу. Именно тут, на крутом берегу холодного свейского пролива, за полсотни лиг до начала антского моря Салму, пресного от впадающих в него рек, стояли, подобно черным зубам умершего великана, неприступные башни. Большая их часть была пуста, в некоторых еще жили отростки древних валских родов, но вокруг царило запустение. Редкие овчарни и можжевеловые заросли перемежались с пустырями и коптильными сараями, каждому из которых было никак не меньше ста лет. Как сказал Фламме Алиус, люди, которые жили в древних башнях, были так бедны, что даже помойки не накапливались у их жилищ.

Добравшись до самой древней из башен, Алиус обрадовался мерцающему огню в бойнице на высоте в десяток локтей, оставил лошадей у рассохшейся коновязи близ столь же древнего сарая и направился к узким каменным ступеням, что вели путника к дубовой двери на высоте тех же десяти локтей.

– Не слишком удобно, – объяснил крутой подъем Фламме Алиус, – зато безопасно. Основание всякой башни – монолит. Крушить ее тараном бессмысленно. А брать приступом еще более бессмысленно. Хотя, надеюсь, в этой башне будет храниться великая драгоценность. А дрова для растопки печей наверх можно будет поднимать и рычагом с блоком. Я тебе покажу, хотя поднимать буду, конечно же, сам.

– Ты так говоришь, будто нас уже приютили, – с тревогой прошептала за спиной Алиуса Фламма.

– Старик Эту Этемму жив, – отвечал ей Алиус. – Все говорит об этом. И огонь, и масло на сарайном замке, и выловленный плавник для растопки печи. Да и козы мне почудились в сарае. Сейчас увидишь. Главное, чтобы он не выжил из ума и не ослеп окончательно. В любом случае подлечим его, если что.

– Главное, чтобы он еще и не оглох, – заметила Фламма после того, как Алиус заколотил в дверь.

Им пришлось подождать минут пять, пока где-то далеко не раздались шаги и глухой голос не произнес по-валски:

– Кого еще принесло в тягость слепому Эту?

– Не в тягость, дядюшка Эту, не в тягость! – закричал Алиус. – Это я, тот самый нерасторопный и бестолковый лаэт, которого ты ругал за неправильную растопку печи! Алиус Алитер! Помнишь, я зимовал у тебя с наставником – угодником Сином? Ты еще предлагал усыновить меня, если я наберусь ума-разума. Ума-разума я так и не набрался, а вот без крыши над головой в суровую зиму остался. Да еще и вместе с женой. Не приютишь в обмен за оплату, еду и лекарскую помощь? Син научил меня кое-чему. Твои кости по-прежнему мучат тебя?

– Алиус? – нерешительно спросил через дверь старик. – Тот самый, который сжег курицу на вертеле?

– Тот самый! – обрадовался лаэт. – Но теперь я гораздо более умел в обращении с вертелом.

– А что стало с добрым угодником Сином? – поинтересовался старик.

– Не знаю, – признался Алиус. – Наши пути разошлись на время. Но еще год назад он был здрав и бодр.

– Кому-то здравие и бодрость, а кому-то болезни и слепота, – заскрипел старик и загремел запорами.

Дверь в башню открылась, и в лицо путникам дохнуло теплом, гарью и запахом несвежего старческого тела.