Скверна - [50]

– Не великая надежда на чекерскую стражу, – заметил Игнис, когда Моллис приказал отойти к мытарским башням и удвоил охрану.

– По окраине пройдем, – прищурилась Бетула, которая успела скинуть платье, и теперь в портах, потертых башмаках да куртке еще сильнее была похожа на прайдского мальчишку. – У башни высадимся, по мытарской тропе выйдем к городу, но в город не пойдем. Дорожка-то вон она. Мимо базара, мимо помойки так и выводит к окраинному дозору. Только идти нужно теперь, и не позже. Пока еще в борделях шумят да на улицах дерутся. А стража пусть ждет нас с утра. Я бы не доверяла здешним стражникам. Когда торговать нечем, торгуют всем.

– Хорошо, – поморщился Моллис. – Эх, детка. Будь ты потяжелее и потолще раз в десять, да черной на лицо и задницу, бросил бы я это дело и вернулся в свои края, чтобы слепить с тобой десяток ребятишек. Но колдовать бы тебе запретил!

– А дышать? – наклонила голову Бетула и тут же не удержалась, захихикала тонко и радостно.

– Что скажешь? – забросил на плечо дорожный мешок Игнис, когда тьма закутала бухту и Шиару вместе с Шупой в лодке были готовы оттолкнуться от корабля, чтобы доставить путников к началу их нового пути.

– Ничего, – буркнул Моллис. – Я так раньше Сина спрашивал, когда он уходил: чего скажешь? А он всегда отвечал: а что говорить, если и так видно?

– Жаль его, – вздохнул Игнис. – Когда я был с ним в Тире, он встретил там приятеля, который принес ему слух, что где-то у трех древних храмов за рекой Элену найден осколок одной из упавших звезд. Очень его это известие зацепило. Даже не знаю почему. А ведь я думал, что доплыву с тобой до тех краев.

– Не теперь, – развел руками Моллис. – Это уже у моря Хал, чтобы я туда поплыл, надо такой буре года три бушевать, а так-то лучше голяком раздеться, сырым мясом обвешаться да в волчью стаю на прогулку. Да и что тебе с того осколка? Мало ли их было? Вся-то и разница, что венты на том осколке с ума сошли да одного из своих вождей выше других подняли. А Сина понять можно… Он ведь из тех мест.

– Родился там? – не понял Игнис.

– Нет, – покачал головой Моллис. – Когда глубоко в собственной памяти зарывался, то три горы-храма помнил, сам говорил. И каменного льва с людской рожей – помнил. А глубже ничего, будто и нет ничего глубже. Да только что с тех его воспоминаний? Где он теперь?

– Нам пора, – ущипнула за локоть Игниса Бетула, и принц стал спускаться в лодку.

– Девку береги, – наклонился через борт Моллис. – Если узнаю, что обидел, да встречу – поджарю и съем!

– Непременно! – согласился Игнис.

– Старайся, – перед тем как Шиару оттолкнулся от борта, погладила тиковые доски Бетула.

Глава 9 Море Хал

А потом Фламма легла на дно лодки и заплакала. Она понимала, что должна сдерживаться, что время для слез, какими бы они ни были – слезами горя, отчаяния или облегчения, – не пришло, но сейчас ей хотелось плакать, и она плакала. И еще сильнее она плакала от того, что Алиус, который вел лодку в мареве невыносимой вони, позволял ей плакать и не плакал вместе с ней, а улыбался ей. Но неназойливо. Он был занят тем, что уводил свою женщину и своего еще не рожденного ребенка от опасности.

– Она родится весной, – сказала, кусая губы, Фламма. – В начале второго месяца весны.

– Она? – удивился Алиус. – Ты уверена? Ворожила?

– Нет, – она засмеялась, чтобы через секунду вовсе залиться слезами. – Я чувствую.

Он присел на мгновение, только для того, чтобы успеть промокнуть неведомо откуда взявшейся у него чистой тряпицей ее щеки, и тут же поднялся вновь. Река, забитая тленом и мертвецами, все еще не сдавалась и, унося беглецов, всеми струями хваталась за нежданную лодку, как за что-то, способное вернуть ее к жизни.

– Она нам не простит, – сказала Фламма, и именно в это мгновение перестала плакать. Теперь она говорила не о ребенке.

– Ее прощение нам и не нужно, – ответил Алиус.

– О чем она говорила с тобой? – спросила Фламма, садясь в лодке.

Город остался за холмами, между которыми петляла речка. Вокруг лежали пепелища от сожженных деревень и вытоптанные, потравленные поля.

– И что выдал тебе Вермис? – вспомнила Фламма.

– Я расскажу, – словно вывалился из забытья Алиус. – Вот, будет время, чтобы отдышаться, и расскажу. А то эта вонь… – он поморщился, – пробивается даже сквозь наше снадобье. К тому же тебя нужно беречь иначе, не так, как берегут женщину. А так, как берегут сразу двоих.

– Да.

Ее утверждение словно делало и его слова прочнее.

– И ты знаешь, то, что живет в тебе, сейчас для меня важнее и Вермиса, и Ути, и Слагсмала, и Джофала, хотя он-то теперь обязательно рыщет в руинах, чтобы отыскать нас, – заметил Алиус.

– Ты мне расскажешь о своей матери? О своем отце? – спросила Фламма.

– Непременно, – кивнул Алиус.

– Сейчас, – Фламма обернулась с тревогой. – Сейчас говори мне хотя бы что-то. Мне не по себе. Эти холмы пустынны, но если нас увидят…

– Северяне сделали все, чтобы нас никто не увидел, – заметил Алиус. – Они никогда не отличались добротой, их нравы суровы, но такого до сей поры не бывало. Похоже на то, будто садовник, пришедший в сад за плодами, не обтрясает плодовые деревья, а вырывает их с корнем. То, что происходит, это не набег разбойников, это что-то другое.