Скрюченный домишко; День поминовения - [2]

– По вашему описанию, фигура любопытная.

– Так оно и есть. Он – грек из Смирны, Аристид Леонидис. – И с лукавым огоньком в глазах она добавила: – Несметно богат.

– Сохранит ли кто-нибудь свои богатства, когда война окончится?

– Мой дед, – с уверенностью ответила София. – Никакая политика выкачивания денег из богачей его не проймет. Он сам выкачает деньги из кого угодно. Интересно, – прибавила она, – понравится ли он вам?

– А вам он нравится?

– Больше всех на свете, – ответила София.

2

Прошло два с лишним года, прежде чем я снова попал в Англию. Прожить их оказалось нелегко. Мы переписывались с Софией довольно часто. Ее письма, как и мои, не были любовными. Скорее переписка двух близких друзей – обмен мыслями и мнениями, соображения по поводу каждодневных событий. И все же, что касается меня, да, по-моему, и Софии тоже, чувство наше друг к другу становилось все глубже и сильнее.

Я возвратился в Англию пасмурным теплым сентябрьским днем. Листья на деревьях в вечернем свете отсвечивали золотом. Порывами налетал шаловливый ветерок. Прямо из аэропорта я послал телеграмму Софии:

«Только что прибыл тчк Согласны ли пообедать сегодня вечером Марио девять тчк Чарльз».

Часа два спустя, когда я просматривал «Таймс», в колонке «Рождения, браки, смерти» мне бросилась в глаза фамилия Леонидис:

«19 сентября в „Трех фронтонах“, Суинли Дин, в возрасте 87 лет скончался Аристид Леонидис, возлюбленный супруг Бренды Леонидис. Она скорбит о нем».

Ниже, непосредственно под этим объявлением, стояло:

«Семья Леонидис. У себя дома в „Трех фронтонах“, Суинли Дин, скоропостижно скончался Аристид Леонидис. Любящие дети и внуки искренне оплакивают его. Цветы посылать в церковь Св. Элдреда, Суинли Дин».

Два эти объявления меня весьма удивили. По-видимому, произошла какая-то редакционная ошибка, приведшая к повторному сообщению. Я в первую очередь подумал с тревогой о Софии и немедленно отправил вторую телеграмму:

«Только что прочел известие смерти вашего деда. Глубоко сочувствую. Дайте знать, когда смогу вас увидеть. Чарльз».

Телеграмма от Софии застала меня в шесть часов в доме моего отца:

«Буду Марио девять. София».

Перспектива встречи с Софией привела меня в нервное возбуждение. Время ползло со сводящей с ума медлительностью. В «Марио» я заявился на двадцать минут раньше назначенного часа. София опоздала всего на пять минут.

Встреча с тем, кого не видел очень давно, но кто все время занимал твои мысли, всегда потрясение. И когда наконец София показалась в вертящихся дверях, все дальнейшее приобрело нереальный характер. Она была в черном, и это меня почему-то неприятно поразило. Многие женщины вокруг были в черном, но я решил, что это траур, а я не ожидал, чтобы София вообще стала надевать траур даже ради близкого родственника.

Мы стоя выпили по коктейлю, потом отыскали свой столик. Мы говорили быстро и лихорадочно, расспрашивая друг друга о прежних каирских знакомых. Разговор был какой-то ненатуральный, но он помог нам преодолеть первоначальную неловкость. Я выразил свои соболезнования по поводу смерти ее деда, София ответила спокойным тоном, что произошло это несколько неожиданно. Затем мы опять пустились в воспоминания. Меня охватило беспокойство – что-то идет не так, и дело совсем не в неловкости, которая вполне естественна после стольких лет разлуки. Нет, определенно что-то неладное творилось с самой Софией. Быть может, она собирается с духом и сейчас сообщит мне, что встретила другого, кто ближе ей, чем был я? Что ее чувство ко мне «просто ошибка»?

И все-таки я почему-то сомневался, что причина в этом. Но в чем – я не знал. А между тем наша натянутая беседа продолжалась.

И только когда официант, поставив на стол кофе, с поклоном отошел в сторону, все вдруг стало на свои места. Вот снова София и я, мы сидим за столиком ресторана, как сиживали много раз. Словно и не было всех этих лет разлуки.

– София! – сказал я.

Она сразу же откликнулась:

– Чарльз!

Я с облегчением вздохнул:

– Ну, слава богу. Что на нас нашло?

– Наверное, это моя вина. Я вела себя глупо.

– Но теперь все в порядке?

– Да, все в порядке.

Мы улыбнулись друг другу.

– Любовь моя! – сказал я. И сразу же: – Когда ты выйдешь за меня замуж?

Улыбка ее погасла. Нечто непонятное, не имеющее определения, вернулось назад.

– Сама не знаю, – ответила она. – Я не уверена, Чарльз, что вообще смогу выйти за тебя.

– Как, София? Почему? Я кажусь тебе чужим? Тебе нужно время, чтобы опять ко мне привыкнуть? Или же появился кто-то другой? Нет… – оборвал я себя. – Я олух. Причина не в этом.

– Не в этом. – Она покачала головой.

Я ждал. Она понизила голос:

– Причина в дедушкиной смерти.

– В смерти деда? При чем тут это? Какая разница? Не в том же дело… не думаешь же ты… неужели дело в деньгах? Он тебе ничего не оставил? Уверяю тебя, моя радость…

– Нет, деньги ни при чем. – Она еле заметно улыбнулась. – Я уверена, что ты охотно взял бы меня замуж и «в одной сорочке», как говорили в старину. Да и дедушка никогда в жизни не понес ни малейшего убытка.

– Так в чем же дело?

– Именно в его смерти. Понимаешь, Чарльз, он не просто… умер. Я думаю… его убили.