Скрытый террор - [16]

Вызывая дух шекспировского Ариеля из «Бури», Родо предостерегает своих читателей от фальшивых и вульгарных идей образованности, направленной лишь на достижение утилитарных целей. Такой практицизм, говорит он, калечит естественную силу человеческого разума. Поэтому молодежь должна придерживаться одного принципа: во что бы то ни стало сохранить гуманную человеческую сущность.

Затем Родо переходит в более широкое наступление. Нашим врагом, пишет он, является демократия американского образца, всецело занятая собственными узкоэгоистическими целями. Не подкрепленная другими ценностями, такая демократия убивает уважение ко всему, что превосходит ее и что не может быть подчинено ее собственным интересам. Родо считал, что его континент, подавленный мощью и величием Соединенных Штатов, добровольно переделывает себя в подобие своего северного соседа.

Не поддавайтесь, призывал он, этому соблазну. Поставайтесь сохранить в себе врожденное чувство прекрасного, потому что оно сильнее паровой машины. Постарайтесь сохранить собственное достоинство, способность на героизм. Если же вы будете вести себя, как на севере, вы превратитесь в монстров. Пусть Соединенные Штаты остаются, если хотят, Калибаном.[5] Ваше же предназначение иное — спасти полушарие, спасти весь мир. Так будьте же Ариелем!

Многие поэты и политические деятели (часто это были одни и те же молодые люди) в Аргентине, Мексике и Доминиканской Республике вняли призыву Родо и провозгласили себя «ариелистами». Однако ни в Нью-Йорке, ни в Вашингтоне произведение Родо не переводилось (а значит, и не читалось) в течение многих лет.

К началу 60-х годов Соединенные Штаты были уже абсолютно уверены, что американские специалисты — инженеры, агротехники, а теперь вот и полицейские — обладали ценнейшими знаниями, которые непременно нужно было передать менее развитым странам. В Вашингтоне Байрону Энглу было поручено сколотить оперативную группу, которая могла бы обучать полицейских из Азии, Африки и особенно из Латинской Америки. Своему назначению он был обязан богатому опыту, приобретенному в ходе обучения японской полиции после второй мировой войны и создания полицейской консультативной комиссии в Турции. В немалой степени этому способствовало и его не лишенное лукавства добродушие, которое обезоруживало даже тех, кто не склонен был доверять полицейским. Вел он себя как добрый дядюшка, умевший с обаятельной улыбкой урезонить оппонента. Это очень помогало ему на совещаниях и встречах с представителями прессы.

Президент Эйзенхауэр первым предложил организовать переподготовку западногерманской и японской полиции в соответствии с требованиями «холодной войны». На одном из заседаний Совета национальной безопасности (СНБ) он сказал: «Мы наращиваем вооруженные силы, которые, как нам всем известно, не протянут и недели в случае „горячей“ войны. А делаем ли мы что-нибудь в отношении констеблей?»

Члены СНБ разошлись в полном недоумении. «Что, собственно, он имел в виду?» — спрашивали они друг друга. Городскую полицию? Или, может быть, сельскую? Как и всех оракулов, Эйзенхауэра нужно было еще и истолковать. И тут кто-то вспомнил, что президент недавно вернулся с Филиппин, где полицейских называли констеблями. Видимо, он имел в виду обыкновенную полицию.

После утверждения соответствующего решения проект необходимо было оформить организационно, создав какое-нибудь консультативное учреждение или контору. Полицейские советники на Окинаве (да и по всей Японии) находились в подчинении армии. То же было и в Корее, и на Филиппинах. В Западном Берлине полицейские советники были в ведении государственного департамента, а в Иране группа из четырех человек подчинялась Управлению заграничных операций.

Официально новая консультативная организация была передана в ведение государственного департамента. Предполагалось, что организационно она будет входить в систему учреждений программы иностранной помощи. Энгл, однако, был связан с другими организациями. После того как в 1947 году было создано Центральное разведывательное управление, он стал его сотрудником. Некоторые члены СПБ с нескрываемым опасением относились к тому, что во главе программы будет стоять сотрудник ЦРУ, но Энглу удалось рассеять их сомнения. В 1955 году он был официально назначен на новый пост и получил личного секретаря, после чего Вашингтон немедленно взялся за совершенствование полицейского аппарата «свободного мира».

Некоторым руководителям программы иностранной помощи затея Энгла не правилась с самого начала. Больше всех шумели экономисты, сетовавшие на то, что они изо всех сил стараются создать новую структуру помощи, а тут является какая-то группа — репрессивная по самой своей сути — и собирается орудовать под их знаменем.

Энгл считал, что исполнительный аппарат правительства — полиция и армия — должен подвергаться реорганизации в последнюю очередь. Непременным условием такой реорганизации (разумеется, упорядоченной) является стабильность в стране, поэтому Вашингтон вовсе не собирался подписываться под любыми реформами. Поскольку стабильность в стране сохраняется лишь тогда, когда полиция зорко следит за соблюдением закона, в интересах Соединенных Штатов было повышать ее эффективность.