Скрытые пружины - [57]

В сумерках, сгущающихся по углам, старый дом выглядит как брошенный пёс, терпеливо ожидающий хозяина. Звуки моих шагов теряются в плотном ковре перегнившего паркета и всякого мусора, я медленно, как безмолвный призрак, иду по широкому коридору.

Справа от меня располагаются высокие деревянные двери: толкнув одну из них, я обнаруживаю комнату, хозяйкой в которой явно была женщина. Проходить внутрь не рискую, пол может не выдержать такой нагрузки, но с порога замечаю большую кровать в углу, на которой громоздится какой-то подозрительный куль с тряпьём.

В полумраке он выглядит как скорчившийся человек, лежащий на боку и подтянувший колени к груди, и я мгновенно делаю шаг назад, готовая обратиться в бегство, если он шевельнётся. Оказывается, это всего лишь упавший и истлевший вместе с вертикальными опорами балдахин, бывший когда-то декором пышно обставленной спальной комнаты. Остальной мебели здесь почти нет – несомненно, разграблена или пущена на дрова.

Лестница, предназначенная для подъёма на третий этаж, представляет собой плачевное зрелище. От неё остался только остов – ступени отсутствуют напрочь, и подняться наверх не представляется возможным. Из широкого и низкого окна в конце коридора открывается вид на запущенный сад, больше похожий на непролазную мрачную чащобу.

Утомившись от осмотра дома, я решаю расположиться на ступеньках лестницы и перекусить сандвичем и бутылкой пива, которые мне почти насильно вручила Алексия Джонсон в сельской гостинице. Сейчас я благодарна ей – нестерпимый голод начал терзать меня сразу же как только я вспомнила, что не ела с прошлой ночи, с тех пор, как ожидала посадки на рейс в аэропорту Берлингтона.

Тёплое пиво имеет довольно приятный вкус, а небольшой сандвич с куриным мясом и пряным соусом заканчивается быстрее, чем у меня получается его распробовать. Пивная бутылка чуть не выпадает из моих рук, когда тишину заброшенного дома резко вспарывает звонок телефона.

На экране высвечивается надпись: «М-р Дженкинс, Дилейн». Сердце будто пропускает один удар, а затем принимается частить, суетиться, но когда я принимаю вызов, голос мой звучит небрежно и суховато.

– Да, это я, слушаю вас, мистер Дженкинс.

Какое-то время я молча впитываю информацию, которую приготовил для меня один из лучших сотрудников детективного агентства «Дилейн», а потом говорю всё тем же небрежным тоном, в котором нет ни намёка на душащие меня эмоции:

– Благодарю вас, мистер Дженкинс, за проделанную работу. Я переведу вторую часть оплаты сегодня же. О дальнейших действиях извещу вас в ближайшие дни.

Только нажав кнопку отбоя, я даю волю эмоциям. «Дерьмо!», – кричу я громко, – «Вот дерьмо!» Безобразные ругательства выплёскиваются из меня, забирая вместе с собой скверну, поселившуюся в моей душе с того вечера, когда не стало больше двух неуловимых Джо, когда шестнадцать лет моей жизни мгновенно превратились в никому не нужный хлам.

Эта скверна душит меня, отравляет миазмами ненависти и заставляет иногда вздрагивать от мыслей: «Что было бы, если бы невеста моего мужа никогда не родилась? Остались бы мы по-прежнему вместе? Были бы счастливы, родили бы через год ребёнка?» Весёлые дни рождения, следы на белоснежной скатерти от выпачканных шоколадом пальчиков, детская с больши́м плюшевым медведем, сидящим в углу. (В моём роду дети у всех появляются по достижении сорока пяти лет, такой вот странный факт.)

Я должна родить ребёнка от этого мужчины, я должна жить с ним и любить его, я должна быть единственной миссис Уайт. Эта юная захватчица собирается прожить мою жизнь, забрать её у меня, с превосходством юности посмеиваясь над брошенной стареющей женщиной. Когда я думаю об этом, мои кулаки сжимаются, а сердце несётся в сумасшедшей скачке так, что в ушах начинается гул, похожий на шум моря. Это моё внутреннее море волнуется, готовясь затопить все прибрежные города и погрести под толщей тёмных вод милосердие и голос разума.

Информация, которую сообщил мне мистер Дженкинс, подняла с самого дна моей души вихрь мутных и ужасных в своей конкретности мыслей.

Тем вечером, когда Джозеф поведал мне о крушении нашего брака, на мои вопросы о его невесте он отвечал крайне скупо и неохотно. Он не назвал мне ни её имени, ни точной даты начала их отношений.

Из его слов я поняла лишь, что она много моложе меня, ожидает от него ребёнка и живёт в другом штате, куда ему приходилось часто ездить по рабочей необходимости.

Я поверила. Не было причины не поверить. За все годы брака я никогда не замечала за Джозефом склонности ко лжи.

Но вот только что мистер Дженкинс безучастным и чуть простуженным голосом сообщил мне: невесту Джозефа зовут Виктория Лебхорн, и она всю свою жизнь проживает в Берлингтоне, штат Вермонт, в получасе неспешной езды от нашего дома. Кроме того, имеется точная информация, что за последние два года она ни разу не пересекала границ штата.

Получается, что всё это время Джозеф обманывал меня самым вульгарным, самым гнусным образом. Не было никакой встречи на семинаре по адвокатской практике в Иллинойсе, не было совместной работы над длительным процессом Бирвича. Были только похоть стареющего мужчины, вовремя подвернувшаяся девица, мгновенно забеременевшая от него, и тонны, тонны мерзкой лжи. Так тривиально и пошло, что хочется блевать.