Скрытые корни русской революции - [6]
После долгого пути мы остановились у дома, окруженного строительными лесами. Перешагивая через доски и бревна, вошли в угловую комнату, ремонт в которой почти закончился. Вероятно, тут жили рабочие, так как в комнате был стол, сбитый из досок, и несколько скамеек. Нас встретили Эмме, Рашевский, Далинский и высокий, цветущий, черноволосый молодой человек с большими, живыми, даже веселыми глазами. Это был Андрей Желябов. Он был самым молодым из нас и относился ко всем прочим с заметной почтительностью. В то время он только начинал свою революционную карьеру, очевидно, считал себя неопытным и стремился лишь к тому, чтобы участвовать в движении, не претендуя на руководящую роль в нем.
Далинский привез с собой из-за границы вопросник, и дискуссия должна была вестись на его основе. Я забыла большинство вопросов и сколько их всего было. Однако один вопрос я помню очень хорошо, так как мы разбирали его подробно. Заграничная организация запрашивала своих российских товарищей, считают ли они необходимым наряду с революционной пропагандой заниматься также преподавательской работой и не полагают ли они, что основание школ в деревнях и малых городах должно стать обязательной частью их программы.
Эмме и Далинский думали, что революционеры не должны заниматься чисто просветительской деятельностью, поскольку преподавание в школах для детей отнимает много сил и дает малую отдачу вследствие общего невежества населения. Но я, никогда не терявшая тесный контакт с массами, знала, с какой жадностью они тянутся даже к самым элементарным знаниям. Я утверждала, что даже если мы, революционеры, не в состоянии открывать школы для детей крестьян, то мы должны по крайней мере просвещать всех способных детей более старшего возраста, насколько это в наших силах. Я полагала, что неграмотному народу очень трудно привить наши социалистические взгляды и нашу решимость покончить с монархией. Аксельрод, часто разделявший мои взгляды, соглашался со мной, и на вопрос дали утвердительный ответ. Было сочтено желательным учить детей старшего возраста.
Встреча продолжалась долго. Ораторы говорили медленно и с запинками, и две пылкие головы – моя собственная и Аксельрода – устали и постепенно стали клониться. В конце концов мы погрузились в такой глубокий сон, что товарищи разбудили нас только на рассвете. Нам было очень стыдно, особенно когда мы узнали, что наши товарищи приняли множество резолюций по разным вопросам. Нам зачитали эти резолюции, в числе которых значилась и рекомендация всем группам чайковцев создавать школы для подростков.
Еще до того, как мы постыдно уснули, Аксельрод с восхищением рассказал нам о происхождении Желябова. Он был сыном крепостного в поместье богатого южного землевладельца и провел детство среди дворовых как казачок. Теперь же он учился в Одесском университете. В то время это было крайне необычно и вызывало у народников не только внимание, но также удивление и восторг. Крепостной мальчик, ставший студентом университета, представлял собой неопровержимое доказательство того, что наш народ достоин усилий и жертв, понесенных, чтобы поднять его интеллектуальный и духовный уровень. Это было 44 года назад, но я как сейчас вижу перед собой энергичную фигуру Андрея и его красивое лицо, лучащееся счастьем. Вероятно, наше восхищение его несколько поражало, однако он был явно доволен, видя искреннюю радость, с которой «интеллигенция» приветствовала и принимала в свои ряды выходца из самых низов народа. Роль, которую играл Желябов в организации народников, была плохо известна полиции, и, когда он был схвачен во время массовых арестов 1874 г., его вскоре отпустили под поручительство и поселили под надзором полиции поблизости от Одессы.
