Скрижали - [6]

Зато, когда он вышел с базара и, чтоб не идти прежним путём, повернул в другую сторону, перед ним за будочкой сапожника предстало дерево. Еще без листвы, оно было сплошь покрыто красными цветами. Цветы густо росли из сучьев, из ствола, словно торопясь известить мир о начале весны, первыми порадовать его красотой, не требуя взамен абсолютно ничего. Этот живой букет наглядно противостоял базару, и Артуру стало горько, что Анна, прожив на этой земле, никогда не видела такого дерева.

Несколько раз оглянулся на него. И пошёл через весь город к Ботаническому саду, где, как он вспомнил, работала одна из его прежних пациенток. Тем более что свободного времени было непривычно много. А ему хотелось куда‑то себя деть.

Артур не помнил, когда в его доме, в Москве, где собрались друзья помянуть на девятый день Анну, возник Иван Степанович Стах. Во всяком случае дверь ему открыл не он.

Состояние, в котором Артур тогда находился, допускало все на свете, и поэтому явление Стаха, то, как он помогал женщинам на кухне готовить закуску, как выносил ведро с мусором в мусоропровод, как потом сидел сбоку у стола, кряжистый, загорелый, то и дело зачем‑то посматривающий на часы, все это было странным, но казалось в порядке вещей мира, давно сошедшего с ума.

Последний раз он видел Стаха пять лет назад, когда тот провожал его в аэропорту этого самого города. Артур ещё не был женат на Анне. Стах не видел её никогда. И поэтому теперь Артуру легче всего было общаться именно с ним.

Поздно вечером, едва все разошлись, Артур стал стелить ему в спальне, куда до сих пор не заходил девять суток: страшно было заходить в эту комнату, где всё дышало Анной, из‑под тахты ещё торчали её домашние тапочки.

Как это ни удивительно, Стах не вырывал у него из рук чистые простыни, сидел в кресле, переодевшись в спортивно–тренировочный костюм, почему‑то продолжал поглядывать на часы.

— Иван Степанович, какое дело привело? Или ты здесь просто в командировке? — наконец спросил Артур, взбивая подушку.

— Ничего–ничего, — странно откликнулся Стах и добавил: — Давай‑ка паспорт. Завтра с утра добуду тебе билет. Улетим вместе.

— С какой стати?

— Неужели сам не понимаешь? Сейчас тебе здесь будет хреново. Сменишь обстановку, другие люди, другая жизнь.

— От себя не убежишь, — отозвался Артур.

Только сейчас, когда Артур Крамер шёл то по жарким, то по теневым сторонам улиц к Ботаническому саду, он впервые задумался о некоторой странности поведения Стаха.

…В сущности малознакомый человек появляется в горькую для тебя минуту, покупает билет, сажает рядом с собой в самолёт, и вот ты оказываешься на этих улицах, где в молодой лоснящейся траве газонов разгуливают майны — индийские скворцы, с минарета раздаётся призыв муэдзина, а около памятника Низами сидят на корточках студенты с какими‑то плакатиками в руках.

Артур так толком и не понял, зачем Стах появился в Москве, почему, пока летели в самолёте, вдруг напомнил о том, как пять лет назад, когда они находились на глухом кордоне у Шахского озера, туда прикатил рыбачить кинорежиссёр Бобо Махкамбаев — местная знаменитость. Почему Стах о нём заговорил, почему вчера вечером, едва приехали из аэропорта, стал звонить именно ему и был просто сломлен, узнав, что Махкамбаев утром улетел на неделю со своей новой картиной в Сирию на фестиваль.

— Зачем он тебе сдался? — спросил Артур, видя, как Иван Степанович обескураженно сидит у телефона.

— Да низачем! Да пусть они все горят со своими фестивалями!..

Сворачивая с оживлённой городской магистрали в тихую улочку, в конце которой, как он помнил, за длинным забором находился служебный ход в Ботанический сад, Артур вдруг заподозрил, что Стаху для чего‑то нужно свести их вместе — его, Артура, и Бобо Махкамбаева.

«Какие‑нибудь провинциальные интриги, суета жизни», — подумал он, открывая калитку и проходя мимо пустой будки вахтёра.

Асфальтовая дорожка вела его мимо распускающихся кустов роз, высоченной магнолии, лиственниц, вела к виднеющемуся за рощей плакучих ив стеклянному дворцу оранжереи, чей прозрачный купол сверкал на солнце.

Вход в оранжерею оказался запертым. Артур нажал на кнопку звонка. Через минуту дверь отворилась. На пороге с папиросой в зубах стояла дородная дама в сатиновом халате. Мочки её ушей оттягивали тяжёлые золотые серьги с зелёными камнями.

— Вам кого?

И тотчас за её спиной раздался голос:

— Господи! Неужели вы? Ирина Константиновна, да это Артур Крамер! Заходите же, Артур! Как я рада, что вы снова здесь. С приездом!

— Спасибо. — Артур обнял прильнувшую к нему хрупкую женщину, тоже одетую в синий халат, резиновые сапоги. — Нина, как здоровье? Как дела?

— Артур, с тех пор все хорошо. Представьте себе!

— Ну и слава Богу.

Они сидели втроём в лабораторной комнате, уставленной по углам высокими штабелями цветочных горшков, пили чай с лепёшкой.

…Вот так же сидел он здесь пять лет назад, приведённый тем же Стахом, попросившим хотя бы посмотреть его насквозь больную знакомую — работницу Ботанического сада.

Нина тогда чуть припоздала, вошла запыхавшись, принаряженная. На ней был надет розовый беретик, красный плащ, красные сапожки. Согласно провинциальным понятиям о моде, сумочка была в тон — красная, и даже перчатки тоже красные. Когда она сняла плащ, обнаружился красный костюм.