Скошенное поле - [23]

В темноте, среди молчания послышался вздох Ясны:

— Господи, господи…

Ночь, полная звуков, ползла, как сороконожка.

КРАСНЫЙ КРЕСТ

Утро наступало — тягостное, сырое, пасмурное. Из тумана вылетела стая ворон и камнем опустилась на выступ крыши. Васка, возвратившаяся с кладбища, стала их сердито гнать. Те, что были ближе, каркнули, поднялись и пересели подальше, разгоняя клубы тумана. Васка устала и оставила их в покое. Она была плотно закутана в новый черный платок, отчего щеки ее казались более круглыми, какими-то детскими. Молодое лицо в веснушках около носа побледнело от утомления. С пустой корзиной, в которой она носила подаяние на помин души, она прошла мимо Ненада вразвалку, как ходят беременные женщины, сосредоточившись в себе. Ясна была готова, и они отправились в Красный Крест.

То, что называлось Красным Крестом, было расположено возле полотна железной дороги и тонуло в сером тумане. Многочисленные деревянные бараки отдавали лазаретом, казармой, конюшней — всем разом. Дорога от Железного моста к Красному Кресту шла мимо крепости, через незасеянные и затопленные поля; бурая грязь, в которой было полно гниющих отбросов, переливалась через канаву; по обе стороны дороги среди помятой травы вились дорожки для пешеходов; тут грязь была гуще: нерастоптанная, тяжелая, она прилипала к обуви. Ненад не знал, что такое Красный Крест: село, пригород или больничный городок, называлось ли это место так и раньше, или переименовано недавно. Так же называлась и маленькая станция, где стоял пустой санитарный поезд с открытыми дверями и окнами; от него шла сильная вонь; женщины все в грязи, с красными, распухшими от воды и холода руками, мыли вагоны. По извивающимся тропинкам через поля, над которыми клубились волны рассеивающегося тумана, спешили сгорбившиеся фигуры мужчин и женщин; последних было больше. В сером поле мелькали черные платки, скрываясь за редким низкорослым кустарником; вороны взлетали и усаживались чуть дальше, как черные мокрые камни. По шоссе промчалось несколько пустых подвод для боеприпасов; громко смеясь и щелкая бичами, лошадей погоняли молодые безбородые солдаты. Навстречу шел обоз груженых повозок; их тащили, тяжело переступая ногами, упитанные, совсем облезлые черные буйволы; колеса по самые ступицы, упряжка, сами животные, куртки и тулупы погонщиков, охрипшими голосами подбадривавших усталых буйволов, — все было в комьях сухой, замерзшей грязи. Обгоняя обоз, проскакал извозчик, который вез к Красному Кресту красивый светло-желтый металлический гроб. Гроб вылезал по обе стороны экипажа, на заднем сиденье которого притулилась маленькая женщина, вся в черном.

Барак, где ведают списками, они сразу узнали по огромной толпе, которая мерзла перед дверями, облепленными выцветшими объявлениями.

Глубокое молчание толпы прерывалось лишь тяжелыми вздохами. Вопросы задавались шепотом, как в церкви.

— А ваш?

— На Цере.

— А ваш?

— Вольноопределяющийся, на Гукоше.

— И мой.

Время от времени двери отворялись, и вместе с одуряющим жаром натопленной комнаты на улицу вырывался крик. Он мгновенно тонул в тумане и постепенно исчезал в поле среди низкого, оголенного кустарника. Толпа стояла молча. Все новые и новые женщины входили и выходили; одни — с плачем, другие — смеясь, спешили домой с радостной вестью. Слышно было, как на станции устало пыхтит паровоз.

У барака остановился экипаж. Служебный — фонари без номера. По верху стекала грязь; от лошадей валил пар, их потные спины дымились. Из экипажа вышел высокий господин (Ненад успел только заметить усы с проседью на смуглом, почти черном, худом лице) и, не оглядываясь на толпу, направился к дверям, минуя очередь. Женщины молча его пропустили. Двери открылись прежде, чем он дотронулся до ручки. Он вошел. Двери закрылись.

Ясна судорожно стиснула Ненаду руку и нагнулась к самому его уху. Она была бледна и взволнована:

— Запомни, сынок, этого человека… — Она хотела еще что-то сказать, но после легкого колебания, которое не ускользнуло от Ненада, смущенно добавила только: — Это Деспотович, министр Деспотович{13}, запомни его, сынок.

Деспотович пробыл в канцелярии с минуту и быстро вышел. В одной руке он держал шляпу, в другой запачканный узелок. Он шел прямо через расступившуюся толпу, с поднятой головой и невидящим взглядом. Вышел на дорогу, где его ждал экипаж, не заметил его и двинулся дальше. Мелкий дождик разгонял туман. Деспотович продолжал шагать посередине дороги, по жидкой грязи, с обнаженной головой. Пустой экипаж следовал за ним. Вскоре и человек и экипаж скрылись в измороси. Какая-то женщина подле Ясны сказала:

— И у него на Гукоше, вольноопределяющийся.

Ясна содрогнулась. Они были уже у самых дверей. Пришел и ее черед. Ненад остался снаружи. Его снова охватила мука одиночества. Двери отворились. Вышла Ясна. Ненад увидел, что на ней нет лица. Крупный рот крепко сжат, губы судорожно шевелились, напрягались, будто пытались что-то сказать, но вдруг вытягивались, слабели. Ясна прижала платок к губам. Ненад взял ее под руку и почувствовал себя взрослым и сильным. Молча выбрались на дорогу и побрели домой, увязая в грязи.