Скошенное поле - [20]

Грохот боя тишину нарушит,

И о стены каменной твердыни

Враг кичливый разобьет свой череп.

И тогда в грохочущих раскатах, —

Перед призраком грядущей смерти, —

Враг услышит, в страхе цепенея,

Грозный голос вольного народа:

«Это родина отважных сербов!»{9}

— Верно, верно! — Чьи-то руки подхватили его и понесли поверх голов. Под шумное одобрение и аплодисменты он кричал:

— Песня нас воспитала, ей спасибо!

— Верно! Да здравствуют вольноопределяющиеся!

— Слава павшим! Вечная память Джюре!{10} — кричал юноша, стараясь перекричать всех, но голос его тонул в общем шуме. Скоро уже нельзя было разобрать, что он кричит. Слышны были только одобрительные возгласы толпы, которые неслись как волны: «Правильно! Живео!» И, постепенно утихая, возгласы превращались в неразборчивый гул голосов. Теперь хор пел: «За горы, за горы, туда, туда…»{11}

Пока не началась посадка, поезд стоял в тени, неосвещенный. Вдруг послышались свистки железнодорожников, на путях замелькали фонари.

— По вагонам, по ва-го-нам!

— Ше-ве-лись!

Темный поезд начал освещаться.

— Потора-а-пливайсь!

Вдоль вагонов шел офицер с записной книжкой в руке. Подойдя к месту, где стоял Ненад с родными, он поднял голову и окинул перрон холодным, невидящим взглядом; лицо у него было суровое, застывшее. Под этим взглядом Ненад похолодел. Что все это означало? Молодые люди целуют девушек, одни поют, другие плачут, третьи — с усталыми лицами, серьезные и грустные — взирают на все происходящее потухшим взглядом.

Двери вагонов затворялись так же, как дверцы сейфов: мягко, с присвистом. Послышался звук железнодорожного рожка. Из паровоза повалил белый пар. Сначала поплыли отдельные красные лица и машущие руки, потом все слилось в сплошной ряд неясно очерченных лиц и рук. Вдалеке, над уходящими рельсами, быстро уменьшался красный глазок сигнального фонаря.

У них еще шумело в ушах, когда они вышли из вокзала. Ясна вела бабушку под руку. Она казалась Ненаду меньше ростом и еще более сгорбленной. При свете редких желтых фонарей улица блестела, словно река расплавленного черного металла. Сырой воздух отдавал гнилью, карболкой и угольным дымом. В ночном мраке издали доносился равномерный звон церковных колоколов.

УЕДИНЕННЫЙ ДОМ

Церский бой, Колубарский бой…{12} Ненад не помнил. Названия путались в голове. По главной улице — от Железного моста до гимназии и дальше, до Саборной церкви — развевались флаги. В церквах служили молебны. В течение двух дней по улицам сновали возбужденные люди; экстренные выпуски газет на голубых, красных, желтых листках объявляли о крупном поражении неприятеля, о количестве взятых пушек, пулеметов и пленных. Флаги продолжали болтаться на домах, промокшие и полинявшие. В воздухе снова запахло карболкой. Шел дождь. Звонили колокола.

Ненад и Войкан нашли себе новое развлечение: основали собственное бюро розыска и по целым дням выслеживали мужчин, женщин, военных чиновников, подглядывали сквозь изгороди, залезали в чужие дворы, отворяли чужие двери.

Газеты опять запестрели крестами: маленькое объявление в черной рамке, крохотный черный крест.

Мича лежал неподвижно. Перед ним было окно с деревянной решеткой, за которым виднелась оголенная виноградная лоза с уцелевшими кое-где коричнево-красными листьями. Кризис прошел, он начал поправляться: мог уже двигать пальцами рук…

Войкан говорил:

— Вон подозрительный. Всегда держит руки в карманах. — Шерлок приказывал Шамроку расследовать, в чем дело.

Ненад отвечал:

— Есть! Но мне нужна помощь.

Войкан-Шерлок задумывался. Потом назначал своему коллеге Ненаду-Шамроку подкрепление в лице Войкана-Шерлока.

— Вас будет сопровождать Шерлок.

— Есть!

Помолчав немного, Войкан переходил на ты и, хлопая Ненада по плечу, говорил:

— Ну как, дружище? Отвратительное мы получили задание. От нашей ловкости зависит жизнь неповинных людей. К делу! Если операция удастся, мы получим новые трубки, это ясно.

— Сначала поклянемся, дружище, — отвечал Ненад, — что будем до гроба верны своему призванию. Твою руку! А новые трубки нам просто необходимы.

Все было предусмотрено заранее. В этом и состояла прелесть игры. Каждый день они начинали с одного и того же ритуала, который всегда казался им новым, потому что задача каждый раз была новой. Подкрадываясь с замиранием сердца к домам и заборам, переговариваясь знаками, которые они отстукивали на водосточной трубе или телеграфном столбе, Ненад и Войкан, возбужденные воображаемыми опасностями, часами преследовали свою жертву. Попадались и глупые жертвы — из дома шли прямо на службу. Тут уж таинственного не было ни капли.

Человек, который постоянно держал руки в карманах, был противный — худой, вылощенный, с жиденькой рыжеватой бородкой и землистым цветом лица, в высоком крахмальном воротничке и лакированных ботинках. Обгоняя его, Войкан как бы случайно скользнул ногой в лужу. Человек посмотрел на свои забрызганные брюки и ботинки и сердито прошипел:

— Берегись… сопляк!

Войкан остановился, вскинул голову и искоса с удивленным видом посмотрел на него. Потом, пожав плечами, шмыгнул вниз по улице. Человек остался на месте с поднятой рукой. Подумав с минуту, он плюнул и пошел дальше.