Скошенная трава - [17]

Глеб встал и прошел к кухне. Налил в чашку воды. Выпил. Ребята сидели тихо и ждали продолжения рассказа. Даже маленькая Полли забилась в самый дальний угол лавки и только сверкала серыми глазенками.

— Ну вот, высадились мы на никем не охраняемый берег и, с автоматами наперевес пошли вперед, в маленький приморский город. Мы шли по пустым улицам. Кругом стояли дома с темными, местами выбитыми окнами. Десантники пробежали по улице и, вернувшись, доложили командиру, что людей нет. Естественно, мы заинтересовались этим загадочным явлением и решили добраться до вокзала. Но в пустом здании нашли лишь десяток пьяных мужиков. На подъезных и запасных путях не было ни одного поезда или завалящего локомотива. Командир нашего прикрытия, положив руки на висевший автомат, подошел к ним:

— Мужики! Где ваше население? Люди где?

— Никого немае! Повтикалы вси!

— Куда?

— А хто их знае? Биглы, немов им зад пидпалылы…

— Да не знаем мы, — сказал другой. — Как все произошло, пришло распоряжение эвакуироваться. В три дня всех и вывезли.

— А вы?

— А нам — хоть потоп. Лишь бы керосин, — мужик щелкнул по стакану, — не кончался.

— Склады продовольственные где?

— Грабить будете?

— Нет, посмотрим и уйдем. — Десантник махнул автоматом.

— Хохлы пришли — ограбили. Москали приволоклись — тоже грабят. Куда бывшему горожанину податься?

— К бочке со спиртом. Смотрите, до смерти не упейтесь!

— Один хрен — помирать. А от радиации, говорят, помогает.

К утру мы нашли склады, заполненные продовольствием и вещами. Передали по рации нашим. Приплыли еще десантники и весь следующий день мы грузили и возили продукты. Мужикам на вокзале оставили три ящика консервов и дружеский совет убираться, пока не пришел кто-нибудь еще. Ответом прозвучало пожелание побыстрей валить в преисподнюю. В этот момент у меня появилась мысль, что именно туда я и отправляюсь. Но, знаете, до сих пор любопытно, куда нездоровые чиновничьи головы отправили людей, и почему границу никто не охранял. Правда, тогда это было неважно. Я рвался домой. На рассвете следующего дна я пожал другу руку и, набив рюкзак тем, что могло пригодиться в первое время, зашагал в сторону России. Государства, которого уже не было. Но была земля. Были мои девочки. Я знал, что они живы. Почти каждый день я во сне видел Зарину, которая улыбалась и говорила, что ждет меня дома. Когда кончились продукты, просил в селах. Иногда давали. Иногда давали по шее. По дорогам бродило много потерявших дом людей. Довольно часто они сбивались в банды и нападали на местных жителей. Убивали, жгли дома. Издевались над людьми. Захватывали молодых мужчин и женщин в рабство.

— Участвовали? — Не утерпела Айка.

— Видел из ближних кустиков. Потом нашел автомат. Через год после случившегося я подошел к Москве.

— Скажите, а разрушен только наш город?

— Нет. Ракетные удары были нанесены по всем крупным российским городам. Нет Белгорода, Курска, Липецка, Тамбова… обожженные и изуродованные люди встречались мне на всех дорогах. Рядом с городами трупы лежали на обочинах… Медицинской помощи практически нет. Ведь все центральные больницы были разрушены, а деревенские врачи остались без лекарств. К тому же, эффект ядерной зимы… Земля ничего не родит. Суровые и долгие холода. Ветер и мороз. Я шел и видел черный снег. Словно в аду… А все мы — мучающиеся при жизни грешники.

Мужчина задумался, переживая увиденное когда-то.

— Когда дошел до Москвы, понял, что найти моих девочек будет очень трудно. Но я добрался до Тимирязевской. Увидя наш дом, согнувшийся, но не упавший, я полез по этажам. Нашел свою квартиру. Тут я узнал, что опоздал. Ну все, хватит о грустном! Тем более, что я все-таки встретился со своей дочкой!

— Я так люблю тебя, папочка… — Прошептала Белла, уткнувшись носом ему в руку.

— Действительно. Стас, пора кормить малышей. Занятия на сегодня, к сожалению, отменяются.

Надежда вытерла глаза подолом подшиваемой ею рубахи и оторвала новый кусочек нити. Айка встала.

— Я в кладовку.

— Аюшка, зачем?

— Хочу навести порядок, посмотреть, что у нас заканчивается. И, заодно, подготовлю Глебу спальное место. У мальчиков тесно. В столовой — неудобно ходить, когда там кто-то спит. Поэтому — кладовая. Не возражаете, Глеб?

— Нет, Аюшка. Кладовая — это то, что мне сейчас просто необходимо!

— Меня зовут Айше. Только так. — Девушка развернулась и вышла.

— Не пойму, что на нее нашло? — Растерянно произнесла Надя и с любопытством спросила: — А сколько Вам, Глеб, лет? Если, конечно, это не тайна.

— Не тайна. Тридцать семь.

— Ты такой старый? — удивилась маленькая Полли, забираясь к нему на колени. — Ты рассказал страшную сказку. Теперь расскажи веселую.

Айка оставила дверь в кладовку приоткрытой и слушала разговор.

— Волшебную?

— Да! — хором ответили девчонки.

— Хорошо. Я расскажу вам историю о белой кобылице. Когда я ездил в той, прежней жизни, в страну, называвшуюся Турцией, мне ее поведал друг, которого звали Юсуф. Итак. — Глеб завозился, поднимая к себе на руки Беллу. — В одной чудесной степи, где весной цветут алые маки, а летом стелется под сухим жарким ветром ковыль, у белой, как снег, кобылы родился маленький жеребенок. Это была очень красивая девочка с шелковой серебристо-белой шерсткой. Изящная тонконогая мать и отец, могучий и сильный жеребец, радовались тому, как их дочка делает первые шаги, сосет мамино молочко и весело прыгает по траве за бабочками. В голубом небе светило яркое солнышко и грело малышке спинку. А ночами ясный месяц серебрил верхушки трав, едва слышно поющих тихую колыбельную песню. Шло время. Наша резвая девочка все росла и хорошела. И красивей ее не было на всем белом свете! А надо сказать, что этот табун принадлежал одному богатому турку, разводившему лошадей для скачек и продажи. Наступила осень. Старый узбек-табунщик сообщил приехавшему на дальние степные пастбища инспектору, что у него прибавление — семь легконогих жеребят. Ему очень хотелось получить за них премию! Ведь на эти деньги можно послать одного из пяти внуков учиться в школу! Инспектор оседлал коня и поскакал в степь. Главный табунщик — впереди, показывать дорогу. Сильный ветер гнал по небу седые тучи от далекого северного моря. Было холодно, и инспектор кутался в длинный плащ. Он был уже не молод, и скакать на коне в плохую погоду становилось все труднее. Болела поясница, и ломило ноги. Но терять доходное место ему не хотелось, тем более, что хорошие известия всегда приводили хозяина в доброе расположение духа. А это значило, что к Новому году он выставит на скачки еще одного потенциального чемпиона. И на него можно будет поставить деньги. Инспектор был азартен и любил выигрывать. К тому же, на эти, неучтенные в хозяйстве банкноты, он сможет подарить молодой жене новые серьги. Красивый подарок сделает ее покладистой и мягкой. Подстегиваемый сладкими мыслями, инспектор все ближе подъезжал к лошадиному табуну. И тут из глубокого нутра серых и мрачных туч на землю упал солнечный луч, освещая пятачок земли, на котором стояла серебряная тонконогая молодая кобылица. Увидав солнце, она легко взвилась на задних ногах и прыгнула вперед, за лучом, который быстро бежал по степи. Белая грива и хвост развевались на ветру. Казалось, лошадка не бежит, отталкиваясь от земли, а плывет над травами. Солнечный луч снова спрятался в облаках, и кобылка, остановившись, вытянула тонкую выразительную мордочку к небесам и обиженно заржала.