Скоро полночь. Том 1. Африка грёз и действительности - [87]

Легко на душе и радостно. Отчетливое ощущение, что завтра наверняка будет лучше, чем вчера и сегодня.

— Это у вас — не наркотик? — спросил обретший звучание внутренний голос, выражающий точку зрения потертого жизнью скептика.

— Обижаете, — поднял перед собой ладони Антон. — Тогда уж допустите, что это ваш господин Суздалев на той стороне вас наркотиком угостил, чтобы вы в такой красочный бред окунулись. Только — зачем это ему и соответственно — зачем мне? Вы же первейший логик XXI века. Зачем?

Скуратов легко признал, что совершенно незачем. Любые вопросы можно было решить гораздо менее сложным образом.

— Как бы там ни было, я вам благодарен, — сказал он. — Но где же Игорь? Вы обещали…

— Так пойдемте, сейчас все будет. Будет вам и Игорь, будет и свисток, — слегка перефразировал странный хозяин с детства знакомый стишок. Только остальные его строфы вспомнить так и не удалось.

На этот раз Антон повел Скуратова другим путем, минуя длинные, унылые коридоры. Совсем рядом с дверью бара оказалась еще одна, неприметная, замаскированная под стеновую панель. За ней — кабина почти обычного лифта. Хозяин быстро пробежал пальцами по сенсорным полям, обозначенным непонятными пиктограммами.

Виктор готов был поклясться, что испытал не только вертикальное ускорение. Его словно крутнуло по трем осям сразу. Но очень быстро и без неприятных протестов со стороны вегетатики. Ехали совсем недолго. Как на пять этажей вверх или вниз.

Дверь скользнула в сторону, Антон пропустил Виктора вперед.

— Ничего себе, — не сдержал тот изумления. — И где это мы теперь?

Ему, конечно, увиденное было в новинку. Такого он и в кино не видел, поскольку идеи «коммунальных квартир» в его мире не существовало принципиально. Люди, в меру состоятельности, вкусов, обстоятельств жили по-разному, кто в собственных квартирах, кто в съемных, в особняках, коттеджах, гостиницах, избах, наконец, но — отдельных. Вообразить, чтобы несколько семей согласились жить в пределах общего помещения, было трудно.

И тем не менее.

Скуратов сначала оказался на тесной площадке «черной» лестницы, грязноватой, неухоженной, воняющей черт знает чем, с железными остовами перил, с которых давным-давно содраны деревянные накладки, со стенами, покрытыми грязно-бурой масляной краской, вдоль и поперек исписанной неприличными словами. Полуэтажом ниже — высокое, от сотворения мира не мытое окно. Под ним на выщербленном цементном полу — россыпь старых папиросных окурков.

Никак не совмещалось это место с Замком, как Виктор успел его увидеть. Непонятно и уж слишком нарочито.

— Как любит говорить один из наших товарищей, с которым вы, надеюсь, скоро познакомитесь: «В известном месте», — ответил Антон, доставая из кармана длинный стальной ключ. — Что — не нравится?

— Да как вам сказать…

— Так и говорите. Гнусное местечко, не смею спорить. Однако же… Процентов девяносто граждан России, параллельной вашей, сочли бы за счастье проживать в таком примерно доме и месте. Поскольку были устроены несравненно хуже. Проходите.

Скуратов прошел, выбора у него не было. Раз уж попал — «скачи, враже, як пан каже…».

На любимой кухне Шульгина, с мазохистской тщательностью воспроизводящей то, что нормальному человеку XXI века и представить невозможно, как хлебные карточки, как «спецордер на галоши», Антон задерживаться не собирался. Но Виктор попросил остановиться.

Как будто почувствовал, что эта декорация к спектаклю из неизвестной жизни обозначает какой-то важный смысл. Просто так подобного не выдумаешь. Обошел помещение по кругу, с особым интересом осмотрел стоявший на одном из столов керогаз, сильно воняющий керосиновой гарью. Спросил, в чем смысл данного устройства.

Антон объяснил, заметив, что это гениальное, в своем роде, изобретение. Обеспечивает полную автономность от внешних источников энергии, для приготовления пищи незаменим, и согреваться им можно, особенно если огнеупорный кирпич на конфорку положить.

— Канистру керосина запасти — и месяц можно ни о чем не тревожиться. Но мы не в музее. Все, что захотите, — узнаете. И то, что вам надо, и то, чего вам совсем бы и не стоило знать.

Слова прозвучали, как показалось Скуратову, довольно зловеще.

Он послушно проследовал за своим Вергилием к высокой двери напротив, за которой увидел совсем другую картину. Обширную квартиру, очень хорошо обставленную, мало отличающуюся от привычных.

— Присаживайтесь, Виктор Викторович, — указал Антон на кресло в просторной гостиной. — Теперь мы можем говорить совершенно свободно…

— Только теперь? А раньше?

— Вот об этом и пойдет речь.

— А где все-таки Игорь? Вы же обещали…

— Да будет он, будет, не тревожьтесь. Единственное, в чем меня не мог упрекнуть ни один ныне живущий человек, — это ложь. Я никогда никому не вру. Другое дело — не все умеют правильно трактовать мои слова применительно к обстоятельствам. Но это ведь их проблемы, не мои?

Антон по-прежнему нравился Скуратову, он хотел бы числить его своим новым другом, ну, не другом, хотя бы хорошим приятелем. Однако последняя фраза прозвучала двусмысленно. Как логик, он не мог оспорить ее справедливости, а как обычный человек — насторожился.