— Повеселил ты нас, Василий Иванович. Спасибо.
— Но я не то имел…
— Ладно, ладно. У меня действительно есть тебе подарок. Я тебя так много обижал, потому дарю тебе волость Чаронду, ранее тоже принадлежавшую Годуновым, чтоб ты сердца на меня не держал.
— Разве я посмею, государь.
— Знаешь хоть, где Чаронда?
— Кажись, в Белозерском уезде.
— Правильно. С сего дня она твоя, Василий Иванович. Можешь ехать хоть сейчас вступать во владение.
— Спасибо, государь.
— И еще. Василий Иванович, не хочешь ли со мной породниться?
— Не понял, государь, каким образом?
— Ты ж, насколько мне известно, холостой. Вдовец.
— Да у меня уж годы-то, ваше величество.
— Неважно. У Нагих есть такая девка-ягодка. Уы-х. Я ее тебе и сосватаю. Но… Но только после моей свадьбы. Идет?
— Идет.
— Вот за это и выпьем. — Дмитрий сам взял корчагу, стал разливать в кубки. — Как говорится, первая — колом, вторая — соколом.
Ночью, едва Безобразов потушил свечи в спальне и улегся на свой тюфячок, Дмитрий окликнул:
— Иван.
— Я, государь, чего изволишь?
— Ты видел, как сегодня я пил с Мстиславским и Шуйским?
— Видел, государь.
— Думаешь, для чего?
— Не ведаю, государь.
— Это самые влиятельные князья в России, самые родовитые, Ванька. Если я их перетяну на свою сторону, тогда мне сам черт не страшен будет.
— Тьфу-тьфу, чур-чур, — забормотал Безобразов.
— Ты чего?
— Нельзя нечистого к ночи поминать, Дмитрий Иванович. Добра не будет.
— Хорошо, не буду, — согласился Дмитрий. — А уж когда я породнюсь с ними… Эх!.. Ладно, а то сглазим.
— Верно, Дмитрий Иванович, не говори «гоп», пока не перескочишь.
— И на все-то, Ванька, у тебя присловье есть.
— То не у меня, государь, у народа.
— Ладно. Спи давай, «народ».
Дума приговорила рассчитать польский отряд и казаков, что было весьма на руку Дмитрию. Представилась возможность распорядиться казной. Вызвав Бучинского, царь приказал:
— Дворжецкого с Иваницким пошли в казначейство и согласно росписям полков пусть рассчитают всех, говоря, что более в их службе не нуждаемся.
— Что? Всех хочешь распустить?
— Нет. Роту Доморацкого оставлю. Это моя личная охрана, самые надежные. А те остальные, нанятые Мнишеком, воры и грабители, пусть катятся на все четыре стороны.
— А казаки?
— Казаков в первую голову надо отпустить. Вызови атаманов Андрея Корелу, Постника Линева и тоже со списками. А мне пришли Сутупова.
Едва Сутупов появился, Дмитрий сказал ему:
— Богдан, поскольку ты отныне канцлер, пожалуйста, озаботься государевыми кабаками. Сейчас и шляхте, и казакам будут выдавать денежное содержание, чтоб более половины этого воротилось в казну через питейные заведения. Посему вели кабатчикам отпускать водку страждущим круглосуточно. Кто не исполнит этого, тому батоги на торге. Казна тоща, пополнять надо.
Эти долги, расчет по которым одобрен Думой-Сенатом, как-то удастся выплатить, но как быть с теми, о которых Дума не знает, хотя наверняка догадывается? Вот уж нечистая принесла в Москву Адама Вишневецкого, заявившего в казначействе, что он истратил на царевича несколько тысяч (а он истратил-таки). Однако ему было отказано: мол, слова его не документ. Вишневецкий пытался пробиться к своему должнику, чтобы объясниться. Но Дмитрий наказал и Доморацкому, и всему своему окружению:
— Адама Вишневецкого и близко не подпускать, говорить одно: царь занят.
Но один долг, очень приятный, весьма хотелось Дмитрию Ивановичу исполнить. А именно — жениться на прекрасной Марине. О ней он вспоминал едва ли не каждый день: «Надо как-то заручиться-обручиться с ней, а то ведь уведет ее какой-нибудь ясновельможный, как увели ее сестру Урсулу Вишневецкие».
И призван был к царю думный дьяк Афанасий Власьев.
— Афанасий Иванович, ты поедешь послом в Польшу к королю. Он станет домогаться исполнения наших тайных договоренностей, отговаривайся, мол, не приспело время. Всему, мол, свой час. Если уж очень станет нажимать, соглашайся помочь против турок. Скажи, мол, государь сбирает к Ельцу войско, которое сам и поведет на турок. Но главная твоя задача будет от моего имени обручиться с моей невестой Мариной Юрьевной Мнишек.
— Как обручиться, государь? — вытаращил глаза Власьев.
— Ну-как? Обыкновенно, подойдешь с ней к епископу, он задаст тебе пару вопросов, ответишь, оденешь ей кольцо. И она обручена.
— Ваше величество, а какие вопросы-то будут?
— Ну там, согласен ли я — царь — взять ее в жены, ответишь: согласен. И все.
— А если чего другого захочет спросить?
— Не захочет.
— Ну а все ж, ваше величество?
— Ну ответишь, что-нито на ум придет, но чтоб не глупость какую. Ты вон как красно баишь, неужто не найдешься?
— Но король да и она могут не согласиться. Как это без жениха, мол, обручаться?
— Согласятся, Афанасий, согласятся. Королю так можешь и сказать, что я желаю взять в жены дочь сандомирского воеводы в благодарность за те услуги, которые он оказал мне в самом начале пути. Приехать для обручения сам я не могу по простой причине, нельзя мне и на час оставлять престол. Нельзя. Его могут похитить. Король поймет. А уж венчаться с ней мы будем здесь в Москве, в Успенском соборе. И станет она царицей. Впрочем, и при обручении там изъявляй к ней всяческое уважение и любовь, как к своей государыне.
