Скоморохи - [8]

За околицей Ждан увидел множество татарских конников, диковинные поставленные на колеса войлочные избы — кибитки, и толпу русских полонянников. Здесь были и суходревские пахари, и отроки, и чужие мужики, должно быть, полонянники из дальних мест. Подъехал на поджаром коне важный татарин. Седло под татарином было в серебре, рукоять кривой сабли с дорогим каменьем. Щуря из-под редких бровей быстрые глаза, татарин оглядел полонянников, заговорил с молодым конником в желтом халате. Когда важный татарин кончил говорить, молодой прижал руку к груди, повернул к полонянникам коня и по-русски сказал:

— Темник великого хана сказал, если у кого из русских плохо будут идти ноги, тому отрежут голову.

Весь день шли полонянники среди выкриков татар, рева верблюдов, скрипа кибиток и арб. Волосяная петля терла Ждану шею, от жары и пыли горело в горле и трескались губы. К ночи татары остановились, разложили костры, над кострами повесили таганы варить конину. Полонянников согнали в кучу, сняли арканы, вокруг расселись караульные с луками и копьями, нескольких полонянников отрядили к речке набрать в бурдюки воды, кое-кому бросили по куску лепешки, другие так и прокоротали ночь не евши.

Татары стояли у реки до полдня. Подходили все новые сотни конников, гнали перед собой толпы полонянников. Ждан удивлялся множеству пленных, думал, что, пожалуй, свели татары пахарей со всей русской земли. Когда стоял Ждан и думал так, услышал знакомый голос:

— Сынок!

Ждан оглянулся, увидел отца. Лежал Разумник на земле, опершись на локти, и лицо у него было мертвенно-белое, глаза запали. Он поманил Ждана пальцем, показал, чтобы наклонился поближе, захрипел:

— Не жилец я на свете, сынок. Отбили мне поганые нутро. Помру я. Чуешь, сынок?

Ждан схватил отца за руку, приник к груди, всхлипнул. Разумник повернул сына к себе лицом, тихо заговорил:

— Тебе, Ждан, мой наказ таков: не поддавайся татарве, беги от поганых, а не будет в ногах силы, на брюхе ползи. Чуешь?

Ждан выговорил сквозь слезы:

— Чую!

Полонянники сбились вокруг Разумника, жалостливо качали головами. Разумник лежал на земле мертвец-мертвецом, хрипел:

— За грехи княжьи, браты-пахари, на вас бог взыскивает. Князья каждый в свою сторону тянет, а татарам от княжеской усобицы радость.

Татары вокруг всполошились, забегали, стали седлать коней. Заревели верблюды, закричали у кибиток возчики: «Басенок! Басенок!» Подбежал полонянник из детей боярских (два раза был он у татар в полоне и татарскую речь понимал хорошо), радостно выговорил:

— Воевода Басенок в угон гонит. Того и всполошились поганые.

Караульные татары вскочили на коней, выставили вперед копья, топча полонянников конями, закричали, погнали вперед. Ждан отстал, все ждал — может, встанет отец. Какой-то конник ударил его по голове сыромятной плетью. В глазах у Ждана от удара померк свет. Он шел пошатываясь. Впереди колыхались спины полонянников. Когда немного отстали, Ждан оглянулся. Отец лежал на том самом месте. Подъехал татарин десятник, слез с коня, ткнул Разумника ногой, потом вытащил кривую саблю, взмахнул, отделил от тела Разумникову голову, нагнулся, поднял голову, потряс в руке и кинул далеко прочь.

В угон за татарами шел воевода Федор Басенок. Другой воевода, Оболенский-Стрига, шел наперерез, отрезал ордынцам пути к Дикому полю. Татары кидались из стороны в сторону, уходили от русских. Чтобы спастись от наседавшего Басенка, темник Алей велел зажигать леса. Еще два дня шли полонянники среди выкриков татар, рева верблюдов и рыжего горячего дыма. Темник думал, что еще день-два и притомятся у русских кони, и благополучно вернется он в орду с богатой добычей.

Ранним утром настиг татар воевода Басенок близ Оки. У ратных людей за много дней погони кони притомились. Русские ударили на татар. Темник Алей держался крепко. У ратных опустели колчаны, немало переломилось копий и сулиц, иззубрились мечи и сабли, и солнце стало уже высоко. Полдня бились русские, но не могла малая рать воеводы Басенка одолеть татарскую тьму и стали уже поворачивать ратные коней вспять. Соколом вынесся тогда перед своими сотнями воевода Басенок, шлем на воеводе был иссечен, кольчуга в запекшейся крови. Поднял воевода боевую секиру, крикнул во весь голос, и его слышали ратные от края и до края поля:

— Срам падет на наши головы, люди русские, если дадим наших братьев в полон увести и не отплатим поганым за разорение.

Повернули ратные люди коней на татар побить супостатов или честно сложить головы на ратном поле, и усталости у каждого как не бывало. Синими молниями засверкали под полуденным солнцем мечи, смяли ратные наседавших татар, многих посекли и стали уже добираться к кибиткам, когда велел темник Алей засадным сотням ударить на русских. Плохо бы пришлось ратным, не подоспей на свежих конях рязанцы-порубежники, пустили рязанцы с тылу на татар тучу стрел, ударили в копья. Увидел темник Алей, что надо бросать богатую добычу и уходить, схватился за бритую голову, заскрипел зубами. Перескакивали татары на свежих заводных коней, как делали всегда, когда приходилось спасаться от погони, вскидывали на лошадиные спины молодых полонянок, мчали в степь. И когда завидев острые шлемы ратных, радостно закричали полонянники, видел Ждан, как пронесся мимо татарин; впереди седла кинута была поперек полонянка, волосы у женщины разметались, мели дорожный прах. Не видел Ждан лица полонянки, узнал только по светлым волосам, закричал сколько было силы: