Сколько стоит моя жизнь - [45]

– На что?

– Павел собирал в папочку материалы на людей, которые так или иначе перешли ему дорогу, а держал он ее в домашнем сейфе. Я помню, что, рассказывая о своем снабженце, он держал в руках копию платежного поручения на перевод неустойки заказчику и еще какие-то бумаги. Потом, чему-то таинственно ухмыляясь, он убрал эти документы в сейф.

Услышав это, я поняла, о каком компромате говорил мне Павел Игоревич.

– Юля, а вы знали, где хранится ключ от того сейфа?

– Замок был кодовым, и шифр был мне неизвестен, – сказала Алферьева. – Из моих вещей там хранилось только колье, которое Павел подарил мне на день рождения. Оно стоило как половина машины. Я не понимала, зачем он так потратился, в нем ведь без охранников ходить нельзя. Я и надевала то украшение всего только раз, на одну корпоративную вечеринку. Нет, еще пару раз дома, на тот самый день рождения и Новый год. Павел сам доставал его из сейфа и надевал мне на шею…

Я продолжила опрос:

– А Сергей или кто-то другой мог знать шифр от сейфа?

– Понятия не имею, – пожала плечами Юля. – Может быть, Галина? Это та женщина, с которой Грибов жил до меня.

– Вы знаете, как ее фамилия, где она живет?

– Валентина называла мне ее фамилию, но она вылетела у меня из головы. Зачем мне лишняя информация? Я вот еще что вспомнила. Как-то Павел приболел и остался дома. На работе потребовались какие-то бумаги, и за ними приехал Владимир, помощник Грибова. Мне никогда не нравился этот человек. Он так неестественно лебезил перед Павлом, а в душе, чувствовалось, его ненавидел, – подметила Алферьева, и я была с ней солидарна. – Так вот, я обратила внимание, что Владимир слишком уж откровенно приглядывался к тому, как Грибов открывал сейф. Перехватив мой взгляд, он сразу же отошел в сторону.

– Значит, Сергей, Галина и Владимир, – перечисляла я вслух имена возможных подозреваемых.

– Гудков, конечно, еще та сволочь, но мне кажется, что кража – это не его рук дело. Он ведь все-таки близкий родственник Павла.

– Однако это обстоятельство не помешало ему перешагнуть через этическую черту. Если Грибов и просил его провести тот тест, – с большой натяжкой я все-таки это допускала, – то наверняка он не рассчитывал, что дело зайдет настолько далеко. Интересно, как бы Сергей запел, если бы вы, Юля, не сбежали, а рассказали Павлу о том, что произошло?

– Знаете, Гудков, оказывается, записывал все, что происходило в гостиной на камеру своего мобильника. Он сказал, что смонтирует из всего этого фильм, из которого Павлу будет ясно, что вся инициатива исходила от меня, а он, бедняжка, не смог передо мной устоять. Сволочь! Он не оставил мне выбора. Я уехала к тетке в Питер, думая, что там меня Грибов уж точно не найдет. Но вскоре ей позвонил мой отец и предупредил, что у них, в Митрофановке, был частный детектив, которого нанял Павел. Папа хоть и не знал наверняка, что я поехала к тете Наташе, но по пьяни выболтал, что мне больше податься некуда, кроме как в Северную столицу. Я временно съехала от тетки к ее подруге. Через несколько дней к тете Наташе пришел сыщик. Его звали Иван Кузьмич. Он показался моей родственнице вполне адекватным, и она сочла возможным рассказать ему, как все было на самом деле. Тот ей вроде бы поверил и выразил сожаление, что нет никаких доказательств. Уходя, сыщик даже пообещал сам их найти.

– Даже так? – удивилась я.

– Да, и только я подумала, что опасность миновала, как поняла, что беременна. И самое ужасное состояло в том, что я не знала, чей это ребенок, Павла или Сергея, поэтому решилась на аборт, – упавшим голосом произнесла Алферьева. – Видать, судьба у меня такая – постоянно попадать в какие-то передряги. Несмотря на то что срок был маленький и клиника хорошая, без осложнений не обошлось. Мне сказали, что я, скорее всего, не смогу больше иметь детей. Узнав это, я поняла, что для меня апокалипсис уже наступил. Я впала в жуткую депрессию. Моя жизнь потеряла всякий смысл. Тетка как могла утешала, поддерживала меня, нашла мне интересную работу, и я мало-помалу стала приходить в себя. А потом из дальнего рейса вернулся ее муж, и я поняла, что мне нет места в его квартире. Я собиралась снять какую-то комнатку, но тут подвернулся случай поехать в Киев…

– И что это за случай? – спросила я, понимая, раз уж Юля начала изливать свою душу, то не остановится, пока не расскажет все.

– С тетей Наташей работает одна женщина, она родом из Киева. Так вот ее мать серьезно заболела, ей нужен был ежедневный уход. Работу по специальности Марина бросать не хотела, понимая, что ей больше такую не найти, а нанять постороннюю сиделку было боязно. Уж не знаю, кому в голову пришла идея отправить меня в Киев, тете Наташе или Марине, но мне это предложение сразу не понравилось. Но потом, от безысходности, я все же согласилась и поехала. Больная оказалась очень капризной. Я как страшный сон вспоминаю те полгода, которые я за ней ухаживала, и это притом, что платила она мне очень мало. Чтобы как-то продержаться, я продала все золото, которое дарил мне Павел… А потом я встретила Лешу, – Юлино лицо осветила улыбка. – Я зазевалась на дороге и едва не попала под машину. Водитель вышел из нее, накричал на меня, а когда увидел слезы на моих глазах, то стал просить прощения. Мы познакомились, он довез меня до дома, попросил номер моего телефона. Мы стали встречаться. Я как-то сразу почувствовала в Леше родственную душу. Он рассказал мне о своей трагедии (десять лет назад убили его беременную жену), я ему – о своей. Впрочем, кое о чем я умолчала. У меня просто язык не повернулся рассказать ему про беременность, аборт и последующий неутешительный диагноз.