Сколько длятся полвека? - [15]
Карл остановился. Дрогнуло плечо.
— Что с тобой? — встревожилась Нюра.
— Как в Варшаве… На Новолипках… Ты еще увидишь…
У Мясницких ворот сели в трамвайный вагон с облупившейся краской. Вагон кидало из стороны в сторону.
В Сокольниках Нюра нерешительно тронула Карла за рукав.
— Ребенка как назовем?
— Какого? — опешил Карл.
— Может, у вас под капустой находят. А у нас…
Подавляя растерянность, уверенно произнес:
— Мальчика — Карлом. Девочку — Антониной.
Нюра согласно кивнула, взяла под руку, прижалась.
Карл прочитал перед строем батальона призыв командования отважно драться с антоновцами, но не обижать пленных, мирное население.
«Всему личному составу надлежит избегать нанесения какого–либо ущерба или оскорблений честным трудящимся гражданам».
Под текстом значилась подпись Тухачевского, недавнего командующего Западным фронтом.
В тамбовских лесах война заманивала в темные чащи, подкарауливала в засадах, вела с высоких деревьев прицельный огонь из обрезов, обрушивала нежданные налеты.
Сверчевский стремился уловить эти особенности. Не подозревая, что спустя годы придется вспоминать их, извлекать уроки, применимые не только в тамбовских лесах…
Разделавшись с антоновщиной, армия начала приспосабливаться к мирным обстоятельствам.
Карл все чаще задумывался: куда податься, что делать ему, главе семьи, нет, двух семей. Кроме маминой, с трудом осваивающейся на чужбине, его собственная: Нюра и новорожденная Тося.
Среди всех забот Карла — радостная: мыть Тоську, пеленать, глядеть, как посапывает в своем коконе.
Пожалуй, Нюра права. Пора увольняться из армии, обосновываться в Москве. Того же мнения Сергей, Иосиф.
В январе 1922 года Карл Сверчевский подал рапорт с просьбой демобилизовать по семейным обстоятельствам. И стал на учет на бирже труда.
У биржи, в начале 2‑й Мещанской, долгая хмурая очередь. Карл простоял три часа, записался.
Где–то рядом чайная, в ней он ожидал Стаха… Сквозь Сухаревскую толкучку — она уже захлестнула Садовое кольцо до Самотеки — Карл пробился к чайной. На новой вывеске нарисован огромный самовар в клубах белого пара. Такой же пар валил из дверей. Из глубины долетали пьяные голоса. В углу рояль, накрытый чехлом. На крышке рояля — граммофон, из раструба томно льются «Очи черные».
Карл потоптался на пороге и повернул на улицу.
На биржу надлежало являться два раза в неделю. На всякий случай он приходил через день. Токари не требовались.
Москва, грубо подмалеванная нэпом, не умещалась в категориях, привычных за последние годы. Открывались частные рестораны, кафе, магазины (один назывался загадочно «Эстомак»), В них — птичье молоко, что душе угодно.
В асфальтовых котлах на Тверском бульваре ночевали беспризорники. У Курского вокзала, где сперва висело полотнище «Долой Каледина!», потом — «Все на борьбу с Деникиным!», теперь аккуратный плакат «Граждане, остерегайтесь воров!».
Найти бы Стаха. Порасспросить.
В подъезде гостиницы «Дрезден» — сейчас здесь чистота, в лестничной шахте бесшумно плывет лифт — Карла задержал человек в гимнастерке.
— Вам к кому, товарищ?
Сверчевский замешкался.
— Тогда извините. Посторонним не полагается.
Почитать польскую прессу, представить себе, как там в Варшаве, у Хени с Яном.
От киоска к киоску, от библиотеки к библиотеке. На Карла смотрели недоуменно. Будто среди лета просит снега.
Измученный, охваченный тоской, он возвращается домой.
Нюра над корытом с пеленками.
— Подогрей себе суп.
Вечерами она препоручала Тосю мужу, забиралась в кровать с каким–нибудь романом про неземную любовь.
Карлу по душе эти часы предночного покоя, двухкомнатная квартирка в старом бревенчатом доме на 5‑й Сокольнической улице. Летом кругом зелено, зимой — снежно, как в деревне. До Потешной улицы («Потешки»), где живет мама, рукой подать. Все бы неплохо, будь работа.
Дождавшись мая — за зимние месяцы Сверчевскому удалось проработать в общей сложности недели три, — он снес хга Сухаревку старую шинель. Стоял, мучительно держа ее в поднятой руке. Продать удалось только к обеду. За половину цены, намеченной Нюрой.
Он медленно брел по 1‑й Мещанской, повернул в Грохольский переулок. В разных концах скверика молодые красноармейцы отрабатывали ружейные приемы, учились маршировать. Отделенный шутливо скомандовал: «Перекур с дремотой». Подсел к Сверчевскому, достал кисет с махоркой.
— Как она, служивый, жизнь молодая?
У командира отделения крестьянски–костистое лицо, веснушки от майского солнца. Лет двадцати, не больше. А покровительственность, как если б годился в отцы.
— Я свое отслужил.
— Неизвестно. Международное положение покажет, — наставительно уточнил веснушчатый командир.
Из дальнего угла сквера донеслось:
— Рота, в колонну по четыре…
Отделенный торопливо придавил сапогом недокуренную цигарку.
Командир придирчиво оглядел ряды.
— Шагом арш! Не тянуть ногу! Запевала, песню!
Высокий мальчишеский голос начал:
Строй бодро подхватил:
Тяжелыми коваными каблуками рота сотрясала мостовую. Карл сопровождал ее по тротуару.
Слова бесхитростные — проще некуда. А берут за сердце. Сколько всплывает за ними: первая атака под Курском, пулеметное гнездо на высоте, гибель балагура Макарова, переправа у Усть–Медвединской, болотистые кочки мозырского леса…
Знаменитая статья В. Кардина в «Новом мире» «Легенды и факты», вызвала многочисленные отклики читателей, ставила под сомнения отдельные постулаты советской истории.
Герой повести «Минута пробужденья» — декабрист Александр Бестужев, офицер-гвардеец, писатель, критик, соиздатель журнала «Полярная звезда». Он вывел на Петровскую площадь в декабре 1825 г. один из восставших полков. Из каземата Петропавловской крепости отправил Николаю I письмо, обличающее самодержавие. Сослан рядовым на Кавказ. Ему было запрещено печататься под собственной фамилией, и он вскоре прославился как Марлинский. Легенды окружали жизнь и таинственную смерть революционера, опального писателя.
Резонансные «нововзглядовские» колонки Новодворской за 1993-1994 годы. «Дело Новодворской» и уход из «Нового Взгляда». Посмертные отзывы и воспоминания. Официальная биография Новодворской. Библиография Новодворской за 1993-1994 годы.
О чем рассказал бы вам ветеринарный врач, если бы вы оказались с ним в неформальной обстановке за рюмочкой крепкого не чая? Если вы восхищаетесь необыкновенными рассказами и вкусным ироничным слогом Джеральда Даррелла, обожаете невыдуманные истории из жизни людей и животных, хотите заглянуть за кулисы одной из самых непростых и важных профессий – ветеринарного врача, – эта книга точно для вас! Веселые и грустные рассказы Алексея Анатольевича Калиновского о людях, с которыми ему довелось встречаться в жизни, о животных, которых ему посчастливилось лечить, и о невероятных ситуациях, которые случались в его ветеринарной практике, захватывают с первых строк и погружают в атмосферу доверительной беседы со старым другом! В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Герой Советского Союза генерал армии Николай Фёдорович Ватутин по праву принадлежит к числу самых талантливых полководцев Великой Отечественной войны. Он внёс огромный вклад в развитие теории и практики контрнаступления, окружения и разгрома крупных группировок противника, осуществления быстрого и решительного манёвра войсками, действий подвижных групп фронта и армии, организации устойчивой и активной обороны. Его имя неразрывно связано с победами Красной армии под Сталинградом и на Курской дуге, при форсировании Днепра и освобождении Киева..
В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.