Сколь это по-немецки - [41]

Облокотившись на металлические перила пешеходного мостика над автострадой, Захария навел отцовский, времен Второй мировой войны, бинокль на черный «кадиллак». По словам матери, этот бинокль подарил его отцу сам Дуче. Он на мгновение поймал в фокус тяжелую челюсть развалившегося за рулем дядюшки и нажал красную кнопку на контрольном пульте своей дистанционно управляемой игрушечной автомашины. С выключенным слуховым аппаратом ему не услышать взрыва, разносящего на части машину дядюшки. В худшем случае это может напоминать разбивающиеся о берег на мысе Мэй волны.

Мне не нравится, как мальчишка все время на меня смотрит, сказал дядюшка.

Все потому, что ему трудно тебя слышать, ответила мать. Он пытается прочесть, что ты говоришь, по губам.

Чушь собачья. Не читает он у меня по губам, сказал дядюшка. Мне это не нравится. Скажи ему, чтобы прекратил.

Твоему дядюшке не нравится, как ты его разглядываешь.

Я его не разглядываю.

Я видела.

Лучше бы он стучался, перед тем как зайти ко мне в комнату, сказал Захария. Пожалуйста, попроси его впредь стучать.

На день рождения Захарии его дядюшка сказал: Пожалуй, пора парнишке заняться чем-нибудь полезным.

Что ты имеешь в виду, спросила мать, но дядюшка не стал развивать свою мысль. Каждый год в январе дядюшка покупал новый «кадиллак». Он приезжал к ним прямо из магазина. Весь сияя, он ожидал их реакции. Это самая красивая машина из всех, что у тебя были, говорила мать Захарии. Она всегда садилась в машине рядом с дядюшкой, а Захария располагался сзади.

Куда мы поедем на этот раз, спросил их дядюшка.

Может, в Атлантик-Сити, мы целую вечность там не были, сказала его мать. Или на мыс Мэй. Мы там так повеселились.

Ты бы не хотел обзавестись когда-нибудь такой же машиной, спросил дядюшка. Не особенно, ответил он. Дядюшка только кивнул. Со следующей недели Захария начал работать в гараже.

На уход за черным «кадиллаком» он потратил всю вторую половину дня. Методично проверил масло, жидкость в коробке передач, кондиционер, тормоза, дворники, радио, давление в шинах, зажигалку, автоматические окна. Ты слишком долго возишься с этой машиной, сказал управляющий. В чем дело? Ты что, заснул?

Дядюшка пристально изучал карту Северной Африки, висевшую на стене у Захарии над постелью. Не пора ли заменить ее чем-нибудь другим?

А что ты делаешь, дядюшка?

Что ты имеешь в виду?

Каким делом ты занимаешься?

Я занимаюсь управлением, сердито сказал дядюшка. Управляю огромным количеством дел. Их больше, чем ты можешь представить. А теперь выброси эту карту. Захария не слышал, как хлопнула дверь. Он выключил свой слуховой аппарат.

Скажи мне честно, ты его боишься, спрашивает Захария свою мать.

Боюсь твоего дядюшку. Она смеется. Он был лучшим другом твоего отца. Он-то и привез его запасной бинокль, медали и защитные очки, которые тот носил в пустыне. Именно он провожал твоего отца и его ординарца, Виченте, на секретное задание, с которого они так и не вернулись.

Почему мы никогда не видимся с его семьей?

Дядюшкиной?

Да…

Я не в ладах с его женой, неохотно отвечает она. Его жена всегда завидовала тому, что твой отец капитан, а дядюшка лишь сержант.

Захария набрал номер своего дядюшки. После двух гудков ответила женщина. В ответ на его молчание она сказала: Если это ты, чтоб ты, сука, сдохла.

Захария сложил карту Африки и положил ее к себе на стол. С узкой полки над столом он снял также бинокль, медали и защитные очки. В десять мать тихонько постучала в его дверь. Как обычно, она была одета в свой черный кружевной пеньюар. Как всегда, она уселась рядом с ним на кровать, взяла его за руку и начала рассказывать об отце. Она описала их первую встречу, потом их вторую встречу, потом третью, совершенно неожиданную встречу на железнодорожном вокзале в Болонье. Она рассказала о следующем свидании в Милане, потом о свидании в Итальянских Альпах и, наконец, об их побеге в Венеции. Захария никогда не был ни в одном из этих мест. Она в деталях описала отели, в которых они останавливались, кафе, которые посещал его отец, цвет итальянского неба в февральскую среду, картины Карпаччо, праздничный вечер в офицерском клубе, изысканный узор мостовой той пьяццы, где его отец впервые взял ее за руку, и, наконец, Ливийскую пустыню, в которой его отец допрашивал британских пленников. У него было прекрасное оксфордское произношение с легким ливерпульским акцентом.

Он бывал в Ливерпуле, спросил ее Захария.

Очень недолго. Он приехал в Англию, когда я была с друзьями в Ливерпуле. Они ему не понравились, и он хотел меня увезти. Думаю, он немножко ревновал. Она рассмеялась. Это было так давно. За какую-то неделю он подцепил ливерпульский акцент. Когда он говорил: рыбу с картошкой, пожалуйста, он мог провести любого англичанина. Поэтому он и вызвался добровольцем.

Захария никогда не задавал вопросов и ни разу не усомнился в ее словах. Ее спокойный голос звучал мелодично и нежно, пока непрерывающийся поток воспоминаний не погружал его в сон. В свои двадцать четыре года он весил сто тридцать два фунта. Он ладил в гараже с остальными механиками, но старался не упоминать, что его отец, капитан Бенвентучентино Захария Малапарта Груз, входил в состав Итальянских экспедиционных сил в Северной Африке и что он был дальним родственником троюродного брата Муссолини, Фабрино Мелькуза.