Скобелев - [121]

— Спаси Млынова, сердар. Если ты спасешь его, я обещаю тебе орден и чин русского офицера.

3

Всю обратную дорогу генерал размышлял, что предпринять для того, чтобы помочь поискам Млынова поелику возможно. Сердар поступил правильно, поручив разведку женщинам: они наблюдательны, легко заводят нужные разговоры и умеют, в отличие от мужчин, слышать не только то, о чем говорит собеседник, но и то, о чем он думает. Но к людям сердара текинцы относятся с привычным недоверием, и было бы куда лучше, если бы в крепости этих недоверчивых на какое-то время стало меньше. Кроме того, неплохо показать противнику зубы: кочевники впечатлительны и импульсивны, и демонстрация может оказаться к месту. «Длинное ухо»[63] в лишенной иных связей пустынной стране разнесет весть во все стороны, и десяти тысячам обещанных верблюдов будет шагать куда спокойнее…

— Готовьте боевую рекогносцировку в направлении Геок-Тепе, — сказал он Гродекову тем же утром. — Пора посмотреть нашу строевую подготовку в деле, следовательно, без музыки, Николай Иванович, нам никак не обойтись.

— Какой из полковых оркестров?

— Оба, — Скобелев для убедительности показал два пальца. — Чтобы марши гремели, не замолкая.

До Бами, правда, добрались без маршей, но как только там собрался весь намеченный в рекогносцировку отряд, они загремели во всю мощь, лишь время от времени сменяя друг друга. Бравурная музыка далеко разносилась по притихшей степи, и вскоре вокруг марширующих рот стали появляться любопытствующие всадники. Правда, они держались в отдалении, не рискуя приближаться, но число их неуклонно увеличивалось.

— Меня настораживает эта масса конных зевак, — с некоторой озабоченностью сказал Гродеков.

— А меня — радует, — улыбнулся Скобелев. — Ротозеи — не воины, Николай Иванович. Пусть удивляются нашей строевой подготовке со всей своей непосредственностью!

— Их уже куда больше, чем нас, — осторожничал начальник штаба. — И с каждой минутой число их возрастает, что заметно даже без подсчета. Представьте, Михаил Дмитриевич, что среди этой любопытствующей конной толпы найдется азартный вожак. Тогда они навалятся на нас вслед за его кличем.

— Что ж, это вполне возможно, — подумав, сказал Скобелев. — Попробуем отпугнуть. Прикажите развернуть против ближайшей группы один ракетный станок.

— Всего один станок?

— Всего один. Я намереваюсь попугать их, а не схлестываться в ненужном нам сражении.

Боевой ракетный станок развернули быстро. Его командир — молоденький и очень старательный подпоручик с пушком на щеках — доложил с восторженной готовностью:

— Ракетный станок готов к ведению огня! Извольте указать цель, ваше превосходительство!

— Цель? — Михаил Дмитриевич тепло улыбнулся юношеской пылкости подпоручика. — Видишь левее конную группу текинцев?

— Так точно, — голос подпоручика заметно сник. — Далековато, ваше превосходительство. Разрешите усилить пусковой заряд?

— Командуй, как положено. В твоем деле тебе никакой генерал не указ.

— Слушаюсь!..

Ни Скобелев, ни его начальник штаба, ни кто-либо из старших офицеров не смотрели, что именно делает командир станка. Его этому учили, а потому все деликатно отвернулись, чтобы не смущать юного офицера.

— Готово, ваше превосходительство! Заряд усилен!

— Молодец, — сказал Скобелев. — Быстро управился. Наводи, куда указал, и стреляй. Ровно один залп.

— Фейерверкер… Пли!.. — невероятно громко заорал подпоручик, впервые в жизни отдавая боевую команду.

Все невольно рассмеялись, но смех застыл на устах. В то время, как все снаряженные ракеты взмыли в воздух, одна — лишь как-то странно подскочила на месте, свалилась на землю и завертелась, извергая грохот и пламя. И все замерли, поскольку вертелась она рядом со сложенными подле запасными ракетами. Через считанные мгновения должен был произойти взрыв не только этой неудачно пущенной ракеты, но и всего боевого запаса.

Первым опомнился Скобелев. Прыжком послав белого жеребца вперед, он накрыл его телом вертевшуюся ракету и поднял ноги, выдернув их из стремян. И тут же грохнул взрыв, но вся сила его пришлась в брюхо белого аргамака, подаренного Михаилу Дмитриевичу еще на Кавказе.

Скобелев спрыгнул с падающего жеребца, вынул револьвер и выстрелил коню в ухо. Никто еще не успел прийти в себя, онемело глядя на мертвую лошадь и глотая вонючий пороховой дым.

— Плохо ты еще стреляешь, — сказал Михаил Дмитриевич побелевшему от страха подпоручику. — Месяц учиться будешь. Каждый Божий день, сам экзамены приму. Ступай. Командира батареи ко мне.

Подскочил красный то ли от пережитого, то ли от азиатского солнца штабс-капитан.

— Командир ракетной батареи штабс-капитан Готовкин!

— Скверно готовил, — проворчал Скобелев. — Чуть беды не наделал и дареного коня загубил. Под арест, потом разберемся.

Ракеты не долетели до текинцев: то ли заряд был недостаточен, то ли отправленный на месячные стрельбы подпоручик задал неверный прицел. И все бы обошлось одним погибшим кавказским подарком, если бы от взрыва вдруг не понесла лошадь Баранова. Он этого не ожидал, не усидел в седле и вылетел, запутавшись ногой в стремени. Коня тут же перехватили, вывихнутую ногу адъютанта вправили, но Михаил Дмитриевич приказал ему отправляться в тыл.